Свое новоселье двойняшки отметили довольно «оригинальным» способом. В новом доме с первого по третий этаж «заботливые» и неутомимые руки двойняшек загнали в деревянные перила лестницы лезвия бритв и обломали так, чтобы на поверхности торчали только кончики. На первый раз этого было вполне достаточно соседям-новоселам для знакомства с этой семьей.
На таком фоне Любчик казался вполне нормальным. Он жил вдвоем с мамой, очень симпатичной и милой женщиной, которая мне нравилась. Её сына я не боялась, несмотря на его репутацию и возраст. Мы не дружили, просто соседствовали.
От него я узнала, что бывают велосипеды с десятью и больше скоростями. Мама купила ему такой велосипед. Из его окна на всю округу раздавался рок (только у Любчика был в то время магнитофон). Ребята собирались петь у него дома под какую-то особую электрическую гитару. Как сейчас говорят, мама «упаковывала» свое чадо как надо.
Из школы он ушел учиться в художественное училище. Хулиганства как будто прекратились, но тут двор узнал страшную весть – маму Любчика за крупную растрату посадили в тюрьму на восемь лет. Вот, оказывается, откуда брались деньги!
Саша, так звали Любчика, стал жить один. Мать его почему-то все жалели, а ему помогали, чем могли. Он в ту пору дружил с Генкой, жившим напротив через дорогу вдвоем с младшей сестрой. Родители Генки погибли в автокатастрофе, но он сестру в детский дом не отдал. Друзья по несчастью были неразлучны. На что они жили, стало известно позже.
Года через два Сашке пришла пора собираться в армию. Мать из тюрьмы на проводы сына не отпустили. Любчика провожали всем двором: дым стоял коромыслом.
У Любчика к этому времени появилась девушка, но на проводы она прийти не смогла. К часам четырем утра Сашка подбил Генку съездить на машине за подружкой.
Около метро они завели чужую машину, заехали за девушкой и, торопясь к гостям, врезались в почтовую машину, развозившую газеты.
Сашке оторвало голову, девушку отвезли в психушку, Генку посадили. Кроме угона и убийства (погиб и шофер грузовика) его вместе с Любчиком осудили за воровство каких-то ценных металлов из сейфа художественного училища.
Любчика это уже не могло волновать. На третий день всем двором его похоронили. Мать и на этот раз не отпустили на последние проводы. Через много лет она вернулась домой совсем седой старушкой. Ее никто не мог узнать.
ДРУГАЯ КВАРТИРА
После злополучного новоселья мы недолго прожили в той квартире. Сразу же после «праздника» мать перестала разговаривать почти со всеми соседями, а особенно с соседкой за ближайшей стенкой. Что уж она с ней не поделила, я до сих пор не знаю, но ненависть была такой лютой, что пришлось меняться и уезжать в другой подъезд, где, на наше счастье, проживала точно в такой же комнате, семья соседкиной подружки, с радостью согласившаяся с нами поменяться.
Но мы поменяли шило на мыло. В новой квартире у матери появился новый враг, хотя в целом квартира была населена довольно мирными людьми.
«Вражья» семья носила фамилию Тяпкины и состояла из отца с матерью и дочери, почти моей ровесницы, которую звали Раечкой. Не везет мне на подружек с таким именем!
Родители обожали дочку. Когда она была маленькой, какая-то старушка сказала, что у девочки «открытые глазки» и ее следует ото всего оберегать. Вот они и берегли: никуда одну не отпускали, встречали и провожали.
Рая была очень красивой девочкой с голубыми глазами, постоянным нежным румянцем и белокурыми толстыми косами, которые заплетались сложным плетением почти от самого пробора по всей голове.
В нашем дворе в то время было всего три девчонки и масса мальчишек. Но несмотря на этот численный перевес и Раину красоту, у нее никогда не было ни друзей, ни поклонников.
Ребята тогда собирались целыми стаями, и пройти мимо них было страшновато. Но ее никто никогда не задирал и не трогал. Ребята расступались и молча ее пропускали. Она же проходила через них, как нож через масло. Почему это происходило, никто не знал. Её не любили и побаивались. Взгляд у нее был очень тяжелый. Во дворе ее звали просто и грубо: зараза.
У матери Раи была тоже длинная толстая коса. По утрам, часов с семи, старшая Тяпкина запиралась в общей ванной комнате и расчесывала волосы. В это время на работу собиралась вся квартира, но умыться никто не мог по-человечески. На кухне же горячей воды не было. Потом старшую Тяпкину сменяла на полчаса младшая и тоже расчесывала свои волосы за дверью, запертой на крючок. В это время все ученики собирались в школу, но попасть можно было только в туалет. Холодной водой никто не хотел умываться.
Причесываться можно было бы и в своей комнате, но Тяпкины оказались бы не Тяпкины, если бы с самого утра не «заводили» всю квартиру. Слава богу, сам Тяпкин уходил на работу раньше и косы у него не было. Говорили, что когда-то он был строителем, и на него свалилась плита. С тех пор стояли в его голове какие-то пружинки или пластинки. Тяпкина опасались. Впрочем, он был тихим и в кухонные свары особо не влезал.