Записная книжка Джеда МакКенны

В энтеогенетической революции Фрэнка, однако, значение имеет не столько то, что гнёт настоящего режима непереносим, как то, что новый режим настолько умопомрачительно лучше, что теперешние условия в сравнении с ним кажутся жизнью в гробу. Маленькая революция шестидесятых пошипела, побрызгала и погасла не потому, что Майя непобедима, но потому что желание это очень слабый фактор для изменений. И если мы сможем понять, почему всё было предопределено с самого начала, мы также сможем понять, почему всякая попытка начать личную революцию, движимую желанием, а не непереносимым недовольством, точно также обречена, и почему революция Фрэнка потерпела поражение, а революция Лизы одержала победу.

Персональная революция питается эмоциональной энергией чистейшей интенсивности. Эта интенсивность приходит из фокуса, и такой тип сфокусированной эмоциональной энергии совсем не похож на любовь, умиротворение или сострадание. Он похож на кипящую ярость или жестокий психоз. Это неприятный факт неприятного дела, но так это работает. Суицидальное недовольство – так побеждают революции, и поэтому они так редки. Ракеты запускаются в космос не молитвами и песнопениями – чтобы преодолеть гравитацию эго, требуется эквивалентное количество взрывчатой силы. Мы должны собрать всю эмоциональную энергию, которую обычно разбрасываем в тысячах различных направлений, поддерживая жизнь своих персонажей сна, и сфокусировать её на одной цели. Всё или ничего.

На такие темы мы иногда беседовали с Фрэнокм. Он провёл всю свою жизнь, тихо задавая себе вопрос: где его любимая революция ошиблась; почему основанная на ЛСД трансценденция вида, развитие которой он наблюдал, закончилась таким горьким поражением. Я знаю, что, обсуждая это со мной, он стал лучше всё понимать, но не думаю, что это как-то обрадовало его. Он видел это так, что война окончена, хорошие ребята проиграли, и история написана победителями.

***

Стандартные религии и системы верований, ортодоксальные или неортодоксальные, господствующие или сумасбродные, служат, чтобы удерживать стадо вместе, медленно двигаясь в никуда в упорядоченной манере. Верим ли мы во что-либо, или верим, что ни во что не верим – нет никакой разницы. Все верования – это одна вера. Есть только стадо.

Всегда есть те, кто недоволен в стаде и ищет чего-то большего, чем бездумно тащиться, пастись и горбиться. Они разбредаются и образуют подстада, которые идут отдельно, но параллельно, независимые только в вере и видимости. Есть также случайно отставшие и отбившиеся, но секрет сохранения поголовья в том, как знает каждый пастух, чтобы позволять им отбиваться. Они далеко не уйдут. Куда им идти? То, о чём обычно думают как о стаде, это на самом деле лишь его сердцевина. По мере того, как мы растём и расширяется наша перспектива, стадо начинает казаться бóльших размеров, более разбросанным. Те, кто находится с самого краю, сбоку или далеко впереди, не меньше являются частью стада, чем те, кто находится в самой середине, они лишь слегка дают волю своему эгоизму. Отойди назад достаточно далеко, и увидишь, что каждый упорно стремится всё в том же бесцельном направлении тем же вихляющим шагом, и что сама идея радикала, или революционера, или смелого исследователя не более, чем красивый образ. Нет исследователей, нет духа исследования, нет смелости, нет свободы или любви к свободе.

Есть только стадо.

Раз от разу одинокий зверь покидает стадо. Никогда в группе или даже в паре. Там, где больше одного, там уже стадо. Они уходят только по одному. И куда они уходят? За границы стада, конечно. Куда же ещё? Есть только два варианта: в стаде и за его пределами.

Есть только стадо.

И стада нет.

***

Я уже говорил, что будучи молодым, я никогда не знал кого-то, на кого хотел бы быть похожим. Я не просто не знал никого, я не знал ни о ком. Не было успеха, который казался бы мне успехом, не было свершения, которое бы стоило хлопот. Единственное, помнится, о чём я думал, что хорошо было бы провести жизнь как неудавшийся поэт – типа деревенского идиота, но без гражданских обязанностей. Идея быть успешным поэтом привлекательной не казалась, но быть поэтом-неудачником грело мне душу. Революция одиночки: неудача предопределена, но по хорошей причине. Так или иначе, представляя себе это сейчас, я думаю, мне нравится, что сделали Фрэнк и Бёкк – или почти сделали, или пытались сделать, или думали сделать – со своими жизнями и своими мудрыми, безрассудными, невозможными мечтами. Они были поэтами-неудачниками, в том смысле, который я имел в виду, и если бы моя жизнь повернулась иначе, полагаю, я был бы рад быть на них похожим.

Вечное небытие: пост-апокалиптическое светопредставление*

_{–-----------}

_{*в оригинале lightmare}

_{–----------}