Записные книжки

На другой день Мере разыгрывал в каком-то водевиле роль солдата Национальной гвардии, которому капитан грозит арестом за упущение по службе. «Нет, это уже чересчур скучно (говорит Мере, разумеется, от себя): вчера на гауптвахте, сегодня на гауптвахте; это ни на что не похоже!»

Константин Павлович смеялся этой шутке, но, встретясь с актером, сказал ему: «Ты, кажется, напрашиваешься на третий арест».

* * *

Есть лгуны, которых совестно называть лгунами: они своего рода поэты, часто в них более воображения, нежели в присяжных поэтах. Возьмите, например, князя Ц. Во время проливного дождя является он к приятелю.

– Ты в карете? – спрашивают его.

– Нет, я пришел пешком.

– Да как же ты вовсе не промок?

– О, – отвечает он, – я умею очень ловко пробираться между каплями дождя.

Императрица Екатерина отправляет его курьером в Молдавию к князю Потемкину с собольей шубой. Нечего уже и говорить о быстроте, с которой проехал он это пространство: подобные курьерские рассказы впадают в обыкновенную и пошлую прозу. Он приехал, подал Потемкину письмо императрицы. Прочитав его, князь спрашивает:

– А где же шуба?

– Здесь, ваша светлость! – и вынимает из своей курьерской сумки шубу, которая так легка была, что уложилась в виде носового платка. Он встряхнул ее раза два и подал князю.

В трескучий мороз идет он по улице. Навстречу ему нищий, весь в лохмотьях, просит у него милостыню. Он в карман, ан денег нет. Тогда наш герой снимает с себя бекешу на меху и отдает нищему, сам же идет далее. На перекрестке чувствует он, что кто-то ударяет его по плечу. Он оглядывается. Господь Саваоф встает перед ним и говорит ему: «Послушай, князь, ты много согрешил, но этот поступок твой один искупит многие грехи твои. Поверь мне, я никогда не забуду его!»

Польский граф Красинский был также вдохновенным и замысловатым поэтом в рассказах своих. Речь его была живой и увлекательной. Видимо, он сам наслаждался своими импровизациями.

Бывают лгуны как-то добросовестные, боязливые, они запинаются, краснеют, когда лгут. Эти никуда не годятся. Как надобно иметь смелость мнения своего, так нужно иметь и смелость лжи своей; в таком только случае она удается и обольщает.

Две приятельницы (рассказывал Красинский) встретились после долгой разлуки где-то неожиданно на улице. Та и другая ехали в каретах. Одна из них, не заметив, что стекло поднято, опрометью кинулась к окну, пробила стекло головой, так, что оно насквозь перерезало ей горло и голова скатилась на мостовую перед самой каретой ее искренней приятельницы.

Одного умершего положили в гроб, который заколотили и вынесли в склеп в ожидании отправления куда-то на семейное кладбище. Через несколько времени гроб открывается. Что же тому причиной? – «Волосы, – сообщает граф Красинский, – и борода; так разрослись у мертвеца, что вышибли крышку гроба».

Граф был человек блестящей храбрости, но вдохновение было храбрее самого действия. После удачного и смелого нападения на неприятеля, совершенного конным полком под его командой, прискакивает к нему на месте сражения Наполеон и говорит: «Винцент, я награждаю тебя звездой!» И тут же снимает с себя звезду Почетного легиона и надевает на него.

– Как же вы никогда не носите этой звезды? – спросил его один простодушный слушатель.

Опомнившись, Красинский отвечал:

– Я возвратил ее императору, потому что не признавал действия моего достойным подобной награды.

Однажды занесся он в рассказе своем так далеко и так высоко, что, не зная как выпутаться, сослался для дальнейших подробностей на Вылежинского, адъютанта своего, тут же находившегося. «Ничего сказать не могу, – заметил тот. – Вы, граф, вероятно, забыли, что я был убит при самом начале сражения».

* * *

Лев Пушкин (брат Александра) рассказывал, что однажды зашла у него речь с Катениным о Крылове. Катенин сильно нападал на баснописца и почти отрицал дарование его. Пушкин, разумеется, опровергал нападки. Катенин, известный самолюбием своим и заносчивостью речи, всё более и более горячился.

– Да у тебя, верно, какая-нибудь личность против Крылова.

– Нисколько. Сужу о нем и критикую его с одной литературной точки зрения.

Спор продолжался.

– Да он и нехороший человек, – сорвалось у Катенина с языка. – При избрании моем в Академию этот подлец, один из всех, положил мне черный шар.

* * *

Александр Пушкин был во многих отношениях внимательный и почтительный сын. Он готов был даже на некоторые самопожертвования для родителей своих, но не в его натуре было становиться хорошим семьянином: домашний очаг не привлекал и не удерживал его. Он во время разлуки редко писал родителям, редко и бывал у них, когда живал с ними в одном городе.

– Давно ли видел ты отца? – спросил его однажды NN.

– Недавно.

– Да как ты понимаешь это? Может быть, ты недавно видел его во сне?

Пушкин был очень доволен этой уверткой и, смеясь, сказал, что для успокоения совести усвоит ее себе.