Записные книжки дурака. Вариант посткоронавирусный, обезвреженный

Иллюзии насчет того, что где-то принципиально лучше, у автора рассеялись по мере того, как, поездив по миру, он немало пообщался с американскими, европейскими и израильскими кругами, которые принято называть элитой, особенно политической. Оказалось, что везде и всюду она более или менее одинакова. И российская никакое не печальное исключение из правила, а самое что ни на есть правило. Благо во времена советские она еще боялась, а в постсоветские бояться окончательно перестала. Конечно, в разных странах у элиты разные традиции. Воруют больше или меньше. Интригуют тонко или очень грубо. Морочат голову избирателям так или по-другому. Дают населению вздохнуть или закручивают гайки, лишая его последней надежды на то, что когда-нибудь будет лучше, тем самым провоцируя бунт или революцию и вышибая почву из-под ног у самих себя. Так как нет такой элиты, которую нельзя было бы снести с насиженного места – с большей или меньшей кровью. После чего придут новые власти, и спустя короткое время все пойдет заведенным чередом. Отчего в России, дважды за сто лет наступавшей на эти грабли, немало призывающих к революции, но крайне мало тех, кто всерьез готов ее организовывать. Что, пожалуй, единственное, что очень и очень радует во всей текущей диспозиции ее политической жизни.

Так что, как правило, человеку имеет смысл жить там, где он живет, по крайней мере до той поры, пока страна не начинает уходить у него из-под ног в преддверии очередного неизбежно случающегося катаклизма. После чего имеет смысл уезжать. Поскольку патриотизм – не самая плохая вещь на планете до той поры, пока не ставит под угрозу жизнь детей и внуков. Кому-кому, но евреям это хорошо известно. Особенно после двух мировых войн. Погромы Первой оказались только преддверием к Холокосту Второй мировой. И его цена оказалась очень уж дорогой. То ли миллион, то ли полтора миллиона детей, прошедших через газовые камеры, убитых в гетто и расстрельных рвах Восточной Европы или сожженных в печах лагерей смерти, из шести миллионов погибших евреев – не та цена, которую нужно было платить за то, чтобы оставаться на насиженном месте. Но человеку свойственно надеяться и верить до самого конца в то, что пронесет. Страшно ведь сниматься и уходить неведомо куда из привычных мест, все бросив. Кого-то останавливает хозяйство: дом, скотина, лавка, поле. Или огород. Кого-то больные родственники. Или не может человек оставить могилы родни. Надеется на что-то. Или не может поверить в то, что будет так, как будет. Как сплошь и рядом было с евреями во Вторую мировую, которые помнили приличных немцев времен кайзера.

Отчего, кстати говоря, и производят такие широкие круги по воде очередные действия очередного начальства, призванные, по недомыслию его или из благих намерений, вернуть к жизни старую, дореволюционную Россию, которую оное начальство полагает образцом. Хотя та империя рухнула в одночасье в 1917-м, предварительно отбив у большей части населения охоту защищать веру, царя и Отечество, отнюдь не из-за большевиков, евреев и студентов и тем более не из-за немецкого Генштаба, а потому что ее собственное начальство довело до этого дело. Отнюдь не первая в еврейской истории рухнувшая империя. Да, наверное, и не последняя. Отчего вечно обвиняемые в космополитизме теми, у кого не хватило совести и ума, чтобы сохранить собственные страны, евреи веками хранят наследие давно исчезнувших государств. Их языки. Литературу. Кулинарные рецепты. Праздники и традиционную одежду. Национальные особенности стран и народов, которых больше нет и о которых никто не вспомнил бы, если бы не эти самые евреи. Последние, кто остается от больших империй… как бы это ни обижало высокое начальство, религиозных авторитетов и идеологических столпов. И иногда по глупости ляпают что-то насчет вырвавшихся из «черты оседлости», не успев пропустить слова через мыслительный аппарат – у кого он, конечно, есть.