Записные книжки дурака. Вариант посткоронавирусный, обезвреженный

Тут вообще интересный вопрос: где оказываются все инстанции, ведомства и службы, призванные быть опорой режима, когда начинает пахнуть жареным и режим пошатывается, а потом рушится в одночасье или постепенно, как сложится? И где их присяга, верность идеалам, а в последнем случае и партбилеты? Это к вопросу о криках желающих возвратить идеологию, которую оные, желающие, пытаются в одночасье изобрести на колене или заменить на что-либо милое их простому, простодушному и искреннему сердцу. Русскую идею, например, коль скоро славянская накрылась медным тазом вместе с Украиной, как неотъемлемой частью славянской триады. Притом что с Белоруссией тоже неясно: до той поры, пока всеобщий белорусский Батька Ляксандр Грыгорьевыч может что из России получить по льготным ценам и в свое собственное хозяйство пристроить – так он и брат, и союзник. А как экономическая целесообразность этого союза для него начинает падать, он в момент – европеец. И для Брюсселя и Вашингтона он сразу становится не последним диктатором Европы, а светочем восточноевропейской демократии.

Опять же, вместо идеологии имеют место быть не слишком умелые попытки пропихнуть православие в странной форме, предполагающей возведение памятников царям, которые по прихоти истории оказываются пропихивающим милы, невзирая на их не слишком праведную жизнь. Цари те (или великие князья) непременно должны быть позвероватее, что, с точки зрения строителей всех этих памятников, особо правильно, причем настолько, что отмыть их переписываемые с большой срочностью жития невозможно никакими усилиями, даже с помощью кинематографа. Высококультурное, хотя и не слишком чистое на руку, судя по активной, плодотворной и публичной работе в его стенах правоохранителей из всех соответствующих профильных ведомств, министерство старается как может. Получаются сплошные конфузы. Памятники примитивнейше и грубовато содраны с крестоносцев и кондотьеров, которых по всей Европе наваяли со средневековых времен до Возрождения не нам в пример, и смотрятся на местах, где поставлены, как на корове седло. Однако, если нет ни вкуса, ни разумения, так чего не сделаешь в попытке подольститься к начальству…

Никто при этом не спрашивает себя, отчего принявший христианство князь Владимир его принимал не один раз, не говоря уже о том, что жизнь его, описанная достаточно подробно, более соответствует идеалу классического викинга: бандита с большой дороги, прелюбодея в особо крупных размерах и насильника, чем христианского святого. Или любому бандиту достаточно креститься самому и крестить тех, кого он может достать огнем и мечом, чтобы стать святым? То есть, если примером для страны должен быть новокрещеный бандит, тогда да, версия проходит. А если нет, то как-то получается нехорошо. Да и к Москве памятник ему, воздвигнутый вышепомянутым мэром на столь удачном месте, что похоронил не только вид на Кремль, но и на Пашков дом, и на храм Христа Спасителя – тоже новодел, но хотя бы имеющий исторические корни, лужковский, и на Манеж, и на Дом на набережной, по малограмотному вельможному капризу, какое имеет отношение?

Крестился он в Крыму. Правил в Киеве. Москвы тогда ни в каком заводе не было. Да и не крестился он в нынешнее православие, которое есть наша РПЦ. В греческое он крестился. Так что ему с тем же успехом можно ставить памятник в Константинополе – который Стамбул. Если не считать того, что там теперь турки и Святая София опять мечеть. Да и будь там греки, с какого перепугу им памятник ставить князю варваров, принявшему крещение? Мало было, что ли, князей этих? И опять же, если задуматься, так то православие, которое Владимир принимал, сохранили более или менее до нынешних времен отечественные староверы. Те самые, которые раскольники из романа графа Алексея Толстого «Петр Первый». Последние носители чисто русского генофонда. Они, кстати, никаких памятников князю Владимиру не ставили и по поводу новодела на Боровицкой площади восторга не выражали. Не потому ли, что для них православие, возникшее во времена патриарха Никона, – никонианская ересь? Так что насчет этого памятника, как символа единения русского народа, тут большой вопрос.