Записные книжки

Теоретически один только страх революции кладет предел безграничной власти государства; власть эта ограничена лишь ее собственными возможностями. Поэтому государство национализирует все отрасли промышленности, которыми оно способно управлять лучше, чем самостоятельные предприниматели, оставляя последним лишь те секторы торговли, в которых отдельный коммерсант, в силу своей алчности, скорее всего поведет дело более тщательно и экономно. Государство ни на миг не должно забывать справедливую аксиому Мандевиля о том, что частные пороки суть общая выгода.

* * *

Право на различные свободы: такого права нет, разве только государство, исходя из собственной выгоды, само не предоставит его.

* * *

Для отдельного человека нравственность — не более чем выражение его довольства собою; это лишь вопрос эстетики.

* * *

Кто силен, тот и прав. Никакого долга или моральных обязательств в природе не существует. Взятый в отдельности один образ действий не менее оправдан, чем любой другой; единственным этическим критерием выступает благоденствие государства. Свои взаимоотношения индивид и государство строят на основе молчаливого договора: в обмен на некоторые выгода для себя индивид действует так, как выгодно государству.

* * *

Если сорок миллионов людей твердят одну и ту же глупость, она от этого не становится мудростью, но и мудрец поступает глупо, когда лжет им.

* * *

В существовании Вселенной и человека невозможно усмотреть какой-либо цели. Все относительно. Все неопределенно. Нравственность зависит от государства, обладающего неограниченным могуществом. А кто силен, тот и прав.

В чем благодетельность прогресса? Какая польза японцам оттого, что они восприняли западную цивилизацию? И разве малайцы, живущие на опушках своих непроходимых лесов, или канаки — аборигены плодородных островов — менее счастливы, чем обитатель лондонских трущоб? К чему приведет прогресс? Какой в нем смысл? Не знаю ответа.

* * *

Тот факт, что удовольствие мимолетно, еще не доказывает, что оно порочно — разве есть в нашем мире что-нибудь вечное?

* * *

Очень полезно понять, что ум каждого человека в сущности непреодолимо обособлен. Никакое другое сознание, кроме собственного, нам вообще не доступно. Мы познаем мир лишь через призму своей личности. А поскольку поведение окружающих сходно с нашим, мы делаем вывод, что они похожи на нас; и поражаемся, обнаружив, что это вовсе не так. С возрастом меня все более изумляют огромные различия между людьми. Я уже почти склонен поверить в неповторимость каждого индивида.

* * *

На мой взгляд, можно весьма убедительно доказать, что во всех своих поступках люди руководствуются одной целью — получить удовольствие. Самое это слово царапает слух пуритан, а посему многие предпочитают говорить о счастье; но ведь счастье есть не что иное как длительное удовольствие, и если осуждается одно, то и второе тоже заслуживает осуждения: разумно ли называть прямую линию хорошей, если все составляющие ее точки порочны? Удовольствие, разумеется, не состоит из одних лишь чувственных наслаждений, хотя тут важно отметить, что именно их подразумевают обычно под словом «удовольствие». Для обычного человека эстетические радости, творческое удовлетворение, восторги воображения куда бледнее ярких чувственных утех и потому даже не приходят ему на ум при упоминании этого слова.

Некоторые, подобно Гете, полагают, что лишь гармония составляет смысл жизни; другие, подобно Уолтеру Патеру, считают важнейшей целью жизни красоту. Но, призывая людей развивать свои разнообразные способности и принимать жизнь во всех ее проявлениях, Гете в сущности проповедует беззастенчивый гедонизм, ибо чем всестороннее развит человек, тем, несомненно, полнее его ощущение счастья. С моей точки зрения, возводить красоту в цель и главное предназначение жизни несколько глупо: эта теория хороша только при благоприятных обстоятельствах, а в случае беды от нее мало проку; оплакивавшая своих детей Рахиль была безутешна, а меж тем закат в тот день был не менее великолепен, чем всегда.

* * *

Совесть. На ее власть очень точно указывал в комментарии к «Оправданию» Джон Генри Ньюмен: люди «предпочитают ошибиться, но в согласии с собственной совестью, нежели поступить правильно лишь по велению разума».

* * *

Богословы утверждают, что науке где-то положен предел, перед которым ей суждено признать свое бессилие. Но разве с религией дело обстоит лучше? Отнюдь нет, о чем говорит и известное изречение Тертуллиана: «credo quia absurdum est».[6]

* * *