Заполярная сказка

Копер не шел, он даже не шелохнулся. У его подножия пластами лежал вмиг похолодавший солидол. До выхода рудничного ствола его отделяли те же двадцать метров, ни на миллиметр меньше, двадцать метров стальных, дорого стоивших нам плит, с любовью и тщательностью уложенных в прошлую смену.

– Трос заменили? – спросил подошедший Вадим.

– Меняют.

– Разожгите несколько костров у основания копра. После того как его сдвинем, солидола не жалеть.

– Ладно, – кивнул Витаха и посмотрел на копер. – Действительно, чего ему, гаду, надо? Дорожка – хоть садись и катись. А он ни с места!

– Кабы во-он туда литров десять спиртишку, – указав на шахтный ствол, задумчиво произнес один из монтажников, – да приличный закусончик, да ящичков пять «жигулей», я бы его, заразу, один сдвинул.

Кругом засмеялись.

– За такое дело любой сдвинет, – серьезно согласился Витаха.

У подножия копра заполыхали дымные костры. По плитам медленно пополз расплавленный солидол.

– По местам! – приказал Вадим.

И снова завыли моторы, что-то заскрежетало, грохнуло, мелко задрожал башенный кран, взметнулось вверх пламя костров и сразу померкло, придавленное огромной тяжестью ожившего копра. Двинулся, родненький! Поше-ел!

Мотаясь, как челнок, между копром и костром, туда – рысью с банками в обнимку, обратно – в несколько прыжков налегке, я в короткие эти мгновения, сквозь заливающий глаза пот видел, как многие из толпы, сорвав шапки, широко раскрывали рты, но голосов слышно не было: стоял адский грохот, скрежет, вой напряженных моторов, резкие пронзительные звуки. Одна за другой лопались под тяжестью копра мощные стальные плиты. Витаха азартно заорал что-то, и на помощь мне галопом примчался монтажник, тот самый, который говорил о десяти литрах спирту. Теперь мы вдвоем мотались от копра к костру, потом еще прибавился кто-то, а громадина копра плыла и плыла в черном небе, в прямых лучах прожекторов, в скрежете, лязге, грохоте, в дымном пламени костров и людском напряженном внимании. В полдень копер стоял на месте, плотно закрыв черный зев ствола, уходящего куда-то вниз, в темные глубины земли. Мы присели у его подножия и закурили. У меня саднили обожженные руки, горело лицо. Вадим поздравил нас и передал, что по распоряжению директора комбината всей бригаде выплатят премию в размере месячного оклада.

– Что я говорил? – с вялой усмешкой отозвался мой напарник. – На это дело у меня нюх собачий.

На этот раз никто не засмеялся, даже Витаха не обронил ни одного слова, лишь молча взглянул на парня и глубоко, с наслаждением затянулся сигаретой.

2

В кафе было шумно. Я сидел за столиком в углу, недалеко от выхода. На сцене играли музыканты и неуклюже подпрыгивал на одном месте невысокий черноволосый паренек с микрофоном в руке. Над столиками плавал сизый табачный дым. Приехав в город, поболтавшись по проспекту и крепко продрогнув, я зашел сюда погреться, что-нибудь поесть и выпить. В ожидании официантки я разглядывал меню, обдумывая, что бы заказать. Отвлек меня от дела резкий мужской голос:

– Петру Ильичу слово! Петру Ильичу!

Я посмотрел в сторону, откуда донесся крик, и увидел поднимающегося из-за стола отца Юлии. Петр Ильич погрузнел, поседел еще более, но выглядел так же сурово и представительно, как и тогда, на палубе парохода «Серго Орджоникидзе». Он и его компания занимали несколько столиков, сдвинутых вместе, и, приглядевшись, я заметил среди незнакомых мне лиц Юлию. Она сидела рядом- с молодым человеком в очках, видимо, мужем. Я припомнил недавнее сообщение в газете о награждении орденами и медалями большой группы строителей за разработку и внедрение метода свайного фундирования на вечномерзлотных грунтах, в числе которых была и фамилия Петра Ильича, и понял, что это-то событие он и отмечает. После того как Петр Ильич сказал несколько слов, к нему со всех сторон потянулись руки с рюмками, донеслись поздравления и чоканье.