Заполярная сказка

На небольшом семейном застолье, провожая меня в столицу, отец сказал: «Учись, Толька. Я не сумел, так хоть ты инженером станешь». Помня отцовские слова, я терпеливо сидел за учебниками, сдал экзамены без единой тройки и все-таки не прошел по конкурсу. Придя в общежитие, я долго смотрел в окно на шумную улицу и думал, как жить дальше. И вдруг припомнился мне Ярославский вокзал, очкарик, говоривший речь, красные плакаты на вагонах и то небывалое чувство, которое я тогда испытал. Побросав немудреные свои вещички в чемодан, я направился в ближайший райком комсомола. В большой комнате около огромной, во всю стену, карты стояла толпа. На карте краснели флажки, которыми были отмечены ударные комсомольские стройки. Он:; краснели всюду – на севере Европейской части, в Казахстане, на Дальнем Востоке, в Сибири, и даже на юге, недалеко от Сочи. Из разговоров, доносившихся до меня, я улавливал заманчивые, удивительные названия – Мангышлак, Усть-Илим, Полярный, слышал, как азартно уговаривал девушку невысокий парень ехать вместе с ним на Дальний Восток, а та, не отводя глаз от карты, отрицательно покачивала головой, как уверенный бас снисходительно объяснял всем кто пожелает обо всех стройках, что там есть и как там зарабатывают и вообще, стоит ли ехать в то или иное место. Я отошел в сторону. «Что, друг, голова закружилась?» – усмехнулся высокий парень, рядом с которым я оказался. «Закружилась», – признался я. «Так едем со мной?» – «Куда?» – «В Полярный». Я посмотрел на карту. Полярный лежал в середине большого полуострова на шестьдесят девятой параллели. «Там медведи. Белые, разумеется. Песцы, куропатки. Всего навалом», – все так же несколько усмешливо продолжал парень. «Едем», – сказал я. «Вадим, – представился парень. – Тебе сколько?» «Восемнадцать… скоро». – «Ну, а мне двадцать три. Так что сработаемся. Тут еще один сейчас подбежит. Миней зовут. Да вот и он». Миня оказался круглоголовым, разговорчивым пареньком, моим ровесником. Он сразу же начал говорить о какой-то хорошенькой девочке, которую ждет уже битый час и которая дала ему слово ехать вместе с ним в Полярный. он уже и с родителями ее переговорил, правда, по телефону, и вот, на тебе, целый час прошел, а ее нет… «Ладно, – прервал разглагольствования Мини Вадим. – Пойдем в кабинет». На следующий день нам вручили комсомольские путевки, а еще через день мы сели в вагоны с красными полотнищами. И были речи, и оркестр, и пляски, стояли на перроне чужие матери, и, разрывая воздух, несся наш поезд. За время пути мы подружились. Вадим оказался человеком серьезным, вдумчивым. Вот и сейчас, лежа на верхней полке, я краем глаза вижу его читающим книгу, а Мини в трюме нет. Он наверняка уже на корме, где каждый вечер танцуют под аккордеон, и наверняка с черноглазой татарочкой Лидой. Ту хорошенькую московскую девочку он успел уже позабыть. Я спустился с полки и на вопросительный взгляд Вадима ответил:

– Пройдусь по палубе.

– Ну, ну. Пройдись, – насмешливо ответил Вадим.

2

И в этот вечер она вышла на палубу. На ней, как обычно, было голубое легкое платье с белым тонким воротничком. Она подошла к борту и стала смотреть на низкие, тихо плывущие вдали берега. Я верил, что она снова придет, и вот уже больше часа слонялся по палубе, придумывая, как подойти к ней и что сказать. Я твердо решил познакомиться с ней в этот вечер, но, когда она вдруг появилась и, легко ступая, подошла к борту, мне вновь захотелось, чтобы начался шторм или чтобы к ней начал приставать кто-нибудь из компании Сереги Червонца. Тогда бы я ее спас, и все разрешилось бы само собой. Но на реке было безветренно, тихо, лишь, по-детски вскрикивая, падали в воду чайки, а Серега с дружками после случая с купанием не появлялся на палубе.

Я знал, что с минуту на минуту на палубу выйдет представительный высокий мужчина с седой головой, встанет с ней рядом и будет курить, а потом возьмет ее под руку и они уйдут в ресторан. Может случиться и так, что вместе с мужчиной выйдет моложавая женщина, очень похожая на девушку, с таким же спокойным, чистым лицом, и издалека, да еще в вечернем свете они покажутся мне чуть ли не сверстницами, и лишь когда они пройдут мимо, я замечу печальные, понятливые глаза женщины, морщины на лбу и около губ и поредевшие на висках волосы. В ресторане они сядут за свободный столик, перед ними возникнет официант, запишет заказ и исчезнет, мужчина снова закурит, а девушка взглянет в окно и увидит меня, стоящего на палубе. Она посмотрит на меня мельком и сразу отвернется. Я поплетусь прочь, остановлюсь где-нибудь поодаль, но в месте, с которого хорошо разгляжу их, возвращающихся из ресторана. Они постоят немного на палубе, подышат свежим воздухом, а потом скроются в своем «люксе» и больше уже не выйдут. Когда стемнеет, окно их каюты мягко засветится, но сквозь него ничего нельзя будет рассмотреть, потому что оно будет зашторено.