Утром, над ворохом газет,Когда хочется выбежать, закричать прохожим:«Нет!Послушайте! так невозможно!»Днем, когда в городеХоронят, поют, стреляют,Когда я думаю, чтоб понять: «Я в Москве, нынче вторник,Вот дома, магазины, трамваи…»Вечером, когда мы собираемся, спорим долго,Потом сразу замолкаем, и хочется плакать,Когда так неуверенно звучит голос:«До свиданья! до завтра!»Ночью, когда спят и не спят, и ходят на цыпочках,И слушают дыханье ребят, и молятся,Когда я гляжу на твою карточку, на письма —Всё, что у меня есть… может, не увижу больше…Я молюсь о тебе, о всех вас, мои любимые!Если б я могЗаслонить вас молитвой, как птица заслоняет крыльямиПтенцов.Господи, заступись! не дай их в обиду!Я не знаю — может, мы увидимся,Может, скажем обо всем: «Это было только сон!»А может, скоро уснем…Знаю одно — в час смертный,Когда будет смерть в моем сердце,Еще живой, уже недвижный,Скажу я:«Господи, спасибо!Ты дал мне много, много!..Не оставил меня свободным.Ярмо любви я тащил и падал,От земли ухожу, но я знаю радость.От земли ухожу, но на землю гляжу я,Где ты, где все вы еще любите и тоскуете…Господи, заступись! не дай их в обиду!Я люблю их! Господи, спасибо!»Москва, декабрь 1917