Запомни меня навсегда

Добравшись до места, я кладу гиацинты на землю. Так правильно? Или следует прикрепить их повыше? Надо было думать раньше, хоть бы клейкую ленту догадалась взять! Зак обязательно бы так и сделал. Впрочем, мой приход вряд ли обрадовал бы его – он счел бы его не данью памяти, а оскорблением. Зак ненавидел сентиментальность в любых проявлениях. Даже юбилейные даты. Он решил бы, что я мыслю по стандарту или пошла на поводу у друзей.

«Кто тебе насоветовал, Лиззи Картер?!»

Я разглядываю дерево, его темные ветви, как жилы на фоне серого неба. В придорожных кустах зияет старый прогал, хотя на концах измочаленных побегов сидят бледно-зеленые почки. Мне больно от того, как быстро оправился боярышник – будто ему все нипочем. Я оглядываюсь, перешагиваю через аварийное ограждение, и вот он дуб, высокий и величавый, несмотря на глубокую рану в грубой коре.

Дерево Зака. Я провожу рукой по шершавому стволу, прислоняюсь к нему головой. Накатывают слезы.

Моя подруга Джейн считает, что мне не следовало сюда ехать. В ответ на заверения, что я справлюсь, она расхохоталась. Дурачась, я просюсюкала пару фраз из книжки для тех, кто перенес утрату, которую мне вручила сестра: для меня это «ритуальная поездка», цель которой – «церемония возложения цветов». Я не стала говорить всю правду – какие смешанные чувства я испытываю, как мне тяжело и как важно избавиться от призраков прошлого.

Неужели боль утраты повергает в такую растерянность всех – или это только мне «повезло»? Бывают дни, когда я смиряюсь с его смертью и хожу будто в воду опущенная. Повседневные дела вроде мытья посуды или оплаты счетов вызывают отвращение. Меня тошнит от голубей, что гнездятся напротив окна спальни, меня раздражают спешащие в школу дети. Даже мелочи выбивают из колеи. На прошлой неделе по Норткоут-роуд пронесся велосипедист в белом шлеме, и мне стало настолько плохо, что ноги подкосились. Пришлось сесть прямо на тротуар рядом с магазином «Кэпстик-спорт». Бывают дни, когда я забываюсь. Чувствую себя свободной и почти беззаботной, и вдруг накатывает волна жгучего стыда, от которой не знаешь куда деваться. На смену бодрости приходят апатия и депрессия. Я снова забрасываю все дела.

Стоя здесь, я чувствую себя ближе к нему. Для того я и приехала. Я впервые осознаю, что он действительно умер. Как бы ни было трудно, я должна его отпустить, ведь он был любовью всей моей жизни, несмотря ни на что! Пегги права. Этого мужчину я любила сильнее и дольше всех, с ним я провела больше всего минут, часов, дней… Я закрываю глаза, пытаясь сдержать слезы, и гадаю, удастся ли избавиться от навязчивых мыслей.

Под ногами что-то хрустит. Я опускаю голову и вижу возле корней дерева букет. Лилии сорта Касабланка в простой целлофановой обертке, привязаны к стволу широкой фиолетовой лентой.

Я отступаю на шаг. Первая мысль: еще одна авария. Несчастливое место! Дорога делает крутой поворот, можно запросто слететь с шоссе. Особенно в туман или дождь.

Чужие цветы приводят меня в замешательство. Я не знаю, куда положить свои гиацинты. Лилии выглядят безупречно и значимо. Стою и не знаю, что делать. Несмотря на неприязнь к ритуалам, Зак вряд ли захотел бы видеть рядом чужие цветы. И тут я замечаю записку. На белом листе нарисовано сердце, вокруг него чье-то имя – ХАННА. Наверху большими черными буквами написано: ДЛЯ ЗАКА.

Честное слово, сначала я подумала: надо же, какое совпадение! Кто-то еще по имени Зак попал в аварию и умер на этом самом месте. Интересно, его машина тоже превратилась в «огненный шар», как выразилась инспектор Морроу?

Наконец, сообразив в чем дело, я кладу цветы на землю, чуть поодаль. Встаю, в полном трансе прохожу через прогал в зарослях боярышника, перешагиваю аварийный барьер и бреду обратно к машине, опустив голову. Подняв взгляд, неожиданно замечаю серебристый внедорожник, припаркованный вплотную к моей «Микре».

Сердце замирает. Пытаюсь перебежать через дорогу, хотя ноги не слушаются. Из-за поворота несутся машины и возмущенно гудят. Юбка треплется на ветру, концы шарфа закрывают лицо. Визг тормозов, рев клаксона. Порыв воздуха, холодные брызги из-под колес.

Кое-как открыв дверцу, падаю на сиденье. Пес радуется мне, лижет руки, виляет хвостом и в то же время пытается вырваться. В зеркале заднего вида – серебристый внедорожник. Водитель втянул голову в плечи и выруливает на шоссе. Должно быть, останавливался узнать дорогу или позвонить. Или нет?

Смотрю на себя в зеркало: веки покраснели, на щеке царапина. Глажу Говарда по голове, зарываюсь пальцами под ошейник и трогаю складки на шее. Стараюсь не расплакаться.

Нарисованное сердечко. Ханна. Он никогда не упоминал ни о какой Ханне.

Острый приступ ревности смешивается с застарелой тоской, но, как ни странно, впервые за долгое время я не чувствую себя виноватой. У него была другая. В горле ком и привкус горечи, и все же я испытываю неожиданное облегчение.