Запомни, ты моя

А насчет Никиты он попросил не беспокоиться, так как он иностранный гражданин и неприкосновенен. Не знаю, насколько это так, но, судя по всему, Никита пока занят, раз за три дня не давал ни разу о себе знать.

— Ты тоже можешь стать иностранной гражданкой. Неужели тебе нравится эта варварская страна?

Я смеюсь. Вот серьезно. В голос. Так, что люди в музее начинают оборачиваться и посматривать на меня с опаской. Успокаиваюсь лишь спустя минуту и поднимаю брови, смотря на Роберто с иронией.

— Серьезно? Россия варварская? А остальной мир чист и не запятнан ни детским рабством, ни изнасилованиями, ни убийствами. Просто рай по сравнению с суровой русской действительностью.

— Ну, — мнется Роберто. — Все, конечно, не так радужно. Но согласитесь, что голландский паспорт дает гораздо больше возможностей.

— Мне не нужны эти возможности. Меня все устраивает.

— А деньги? — вздыхает он. — Неужели тебе не хочется жить в своем доме? Чтобы вы смогли надеть не эту дешевую тряпку, а настоящий шелк. Твоей кожи должны касаться только настоящие драгоценные камни и металлы.

Между прочим, эту блузку мне купила Вася. И она очень недешевая. Половина моей месячной зарплаты. Так что даже обидно. Но я могу его понять. Он захотел красивую игрушку и привык, что может все купить. Только вот загвоздка…

— Если бы я хотела носить шелка, я бы давно их носила, — говорю с легкой улыбкой и возвращаю взгляд на картину, где в абстрактном стиле изображена пара в страстном объятии.

Я бы давно носила шелка, но я ждала любви. И предметом любви для меня был всегда только один человек. Теперь же я осталась без шелков, без любимого, но зато с малышом, которого ношу под сердцем. А значит грустить глупо. Пора радоваться, а еще сказать Роберто, что наши встречи в эти дни были ошибкой.

Но так у меня была возможность не общаться с Викой в свободные часы. Она просто завалила меня вопросами. И ни на миллиметр не поверила, что ребенок не от Никиты. Теперь она продумывает план, как обмануть Никиту, потому что я ей сказала, что дерьма в моей жизни достаточно. И если Никита поймет, что ребенок его. Если об этом узнает Надя, то я уеду.

Я оставлю этот город без сожаления. Потому что как бы мне не нравилась работа, Вика, друзья… Счастье и спокойствие малыша я поставлю на первое место. Именно его благополучие теперь для меня в приоритете.

— Ты удивительная, Альона, — чувствую на талии руку и только хочу отстранить и сказать уже ему то, что отвадит от малознакомой женщины любого мужчину, как вдруг слышу жесткое:

— Всем оставаться на своих местах!

Обернувшись, вижу офицера с собакой. За ним еще двух. Явно из наркоконтроля. Все гости выставки замирают, быстро и пугливо переглядываясь. А главный пришедший офицер идет прямо к нам.

И я не боюсь собак, но невольно пячусь, пока в тишине не гремит столбик ограждения, создавая эхо.

Овчарка начинает шумно дышать носом, обнюхивая Роберто.

— Где ваше пальто? — спрашивает офицер. Когда Роберто не понимает, я перевожу.

— Они спрашивают, где твое пальто, — и я отвечаю за него. — Мы снимали верхнюю одежду в гардеробе.

Офицер кивает и тут же толкает Роберто в ту сторону, а я за ними. Переступаю ватными ногами, и в силу инстинкта самосохранения и потомства, держусь за живот, прикрытый свободной рубашкой.

Собака начинает обнюхивать куртки, шубы, пальто и вдруг тормозит возле светлого, мужского. Роберто тут же поворачивает лицо ко мне, пока овчарка начинает оглушительно лаять, а офицер принимается шарить по карманам. И словно меч из камня, достает пакетик с чем-то белым.

— Это не мое! — тут же кричит Роберто на своем языке и со страху начинает тикать в сторону. Что и является роковой ошибкой. На него тут же прыгают и заводят руки за спину, зачитывая права и прямо говоря о депортации, а меня начинает подташнивать.

Что же это такое? Роберто, конечно, человек не святой, но не дурак, чтобы такие вещи в карманах таскать. Я делаю шаг в сторону задержанного и кричу:

— Я могу быть переводчиком.

— Оставайтесь здесь, — останавливает меня рукой офицер и, держа собаку, уходит за другими, что ведут Роберто, который все еще продолжает истерично кричать:

— Это не я! Это не мое! Меня подставили…

И в этом есть резон. Подстава. Но кто может быть настолько аморальным. Кому Роберто мешает в этой стране? И ответ приходит ровно в тот момент, когда в сумочке вибрирует телефон, и я отнимаю одну руку от живота, а другой беру трубку, слыша голос виновного там, и в реальности за спиной.

— Я предупреждал.

Я тут же оборачиваюсь и шумно выдыхаю воздух. Не могу понять, почему каждая встреча как серпом по груди, до острой боли. И особенно сильна она, когда мы смотрим друг другу в глаза. Но сидящий в углу на скамейке Никита опускает взгляд на живот, за который я все еще держусь.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Знает, твою мать. Он все знает.

Глава 20. Алена