Запомни, ты моя (СИ)

— Ничего сказать не хочешь? — спрашивает глухо, а у меня голос пропадает. И если секунду назад я волновалась о несправедливом обвинении Роберто, то теперь любая мысль касается гардероба, где мне нужно забрать куртку и бежать. А лучше без куртки. Можно хоть обнаженной, только подальше от него… Поэтому молчу, отвожу взгляд и шаг в сторону делаю. Кладу номерок на стойку гардероба, как вдруг на ладонь опускается напряженная тяжелая, горячая рука, а виска касается теплое дыхание

— Ничего не хочешь мне сказать? — цедит Никита сквозь зубы, а у меня слезы наворачиваются. Не хочу. Ничего говорить не хочу.

— Нет.

— Ты беременна… — не вопрос, а утверждение, и я хватаю ртом воздух. Ладно, ладно, спокойно. Когда-то он должен был узнать. Так что… Вырываю руку и отхожу, смотря ему в глаза.

— Не переживай, это не твой ребенок, — главное, не покраснеть. Не расплакаться. Не умолять его развестись. Не показать своей лжи.

— Какой срок? Мы не предохранялись… — смотрит внимательно так, словно поймать на лжи хочет. Но ведь ему не нужна правда. Ему нужна сладкая ложь, чтобы снять с себя ответственность и идти дальше. А мне нужен повод держаться подальше от него.

— Пусть твоя душа и твоя жена будут спокойны. Я точно знаю, что беременна не от тебя, — резко так, обрывисто и, не выдержав сама, в гардероб захожу и беру свою куртку. Но Никита не оставляет меня в покое. Следом к выходу идет.

— А от кого? От этого Роберто?

— Да! — оборачиваюсь и чуть не падаю, насколько Никита оказывается близко. Он обхватывает меня за плечи и тут же отпускает. Ну, конечно. Вдруг кто-то заснимет, как он помогает бывшей шлюшке. — Да! А ты упек в тюрьму отца моего будущего ребенка.

— Брехня! — шипит Никита. — Он недавно приехал, а ты, судя по пузу, беременна несколько месяцев.

— Так если ты умный такой, зачем тупые вопросы задаешь?

— Потому что правду знать хочу. Потому что от этого зависит…

— Что? — перебиваю и еще ближе подхожу, почти губ дыханием касаюсь. — Что от этого зависит? Будешь ли ты со мной? Я отвечу за тебя. Не будешь. Потому что с некоторых пор этого не хочу я.

Хочу уже уйти. Бежать подальше, но Никита хватает меня как раз в тот момент, когда я хочу дорогу перейти, и садит в машину, пристегивает и садится сам. Как удобно…

— Похищать на улице людей, подбрасывать наркотики, это в твоем стиле. Что дальше, вспорешь мне живот?

— Не передергивай, — садится он удобнее и напряженно смотрит на дорогу, когда мы вливаемся в поток машин. А мне вот даже интересно, что будет, если я смалодушничаю. Если правду скажу. Но как же страшно, что он не поверит. Как же страшно увидеть в его глазах презрение. — Я защищаю свое. И не надо мне про жену! Помнится, кто-то пел соловьем, что любит меня…

— Помнится, кто-то пел соловьем, что оставит меня в покое….

— А ты хочешь этого? Действительно хочешь, чтобы я исчез, и никогда больше меня не видеть…

— Да! Никита! Да! Меньше всего я хочу подвергаться опасности, меньше всего я хочу ввязываться в драку с твоей женой…

— Скоро ты станешь моей женой…

— Не поняла, — глотаю крик и напрягаюсь всем телом.

— Я разведусь…

— Серьезно? Ты серьезно снова об этом говоришь? Снова?! А то, что я беременна от другого? Ты и это примешь? Будешь на родах? Назовешь его своим! — повышаю я голос… — Тебе не кажется, что прежде, чем заявлять такое, нужно разобраться в себе.

— А ты, я смотрю, в себе разобралась и уже все за нас решила? — рявкает он и по рулю бьет! — Скажи спасибо, что я эгоист и хочу дать тебе возможность передумать. Спасти нас.

— Никита! — хохочу как безумная. — Нас нет! Нас и не было никогда. Была фантазия извращенца, а потом была твоя свадьба, а теперь есть ребенок. Не твой ребенок!

— Узнаем, — говорит он и вдруг тормозит, а я сквозь уличное освещение замечаю вывеску на здании.

— Ты что удумал?

— Сначала узнаем, не врешь ли ты мне. Потому что по срокам этот ребенок так же может быть и моим.

Я теряю дар речи и начинаю натуральным образом паниковать. Я ведь была уверена, что он поверит мне на слово. И никаких тестов требовать не будет.

— Никита. Если только об этом тесте узнает твоя жена, я, конечно, не боюсь ее, но…

— Она ничего не сделает, — открывает он мне дверь, а я сижу и качаю головой. — Мы разведемся, и, если ребенок мой, то ты станешь моей женой.

И почему такое положение вещей не вызывает во мне ни малейшей радости. Может быть, потому что мне становится жалко Надю? А может быть, потому что я не хочу быть женой политика и быть на виду? А может быть, потому что Никита сказал это пресловутое «если». Если ребенок его, то я буду ему нужна. А если не его? Что будет тогда?

— А если нет? — сдавлено спрашиваю и вижу, как его ломает. Потому что он не знает. Он, черт возьми, не знает, что тогда будет. Потому что одно дело свой ребенок, а другое нагулянный во время работы проститутки.

— Сначала узнаем.

— И как ты предполагаешь сделать тест? Нужна же кровь ребенка, а я на это никогда не пойду…

— Кровь матери тоже подойдет.

— Откуда… — выхожу из машины… Я и не знала.