«Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Очевидно, она написала его ночью. Я никогда, разумеется, его не видела. Его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто его видел. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упреков. Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическое. И, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была рядом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет.

Он был потрясен этим и разгневан, и когда пришел прощаться на гражданскую панихиду, то, подойдя на минуту к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушел прочь.

И на похороны он не пошел».

Вы спросите, зачем в книге о трагедии семьи Косаревых так много внимания уделено смерти жены Сталина?

Да именно потому, что ноябрь 1932 года — невезучего и даже страшного года для страны — стал переломным моментом не только в сознании вождя, Сталин по-настоящему любил свою жену. Но после этой потери очерствел душой настолько, что мог подписать любой расстрельный список, не листая его.

Ужесточилась политика. Усилилась подозрительность. А после самоубийства Надежды Сергеевны смерть друга Кирова открыла занавес и дала старт такой кровавой бане, о которой даже спустя многие годы историки не смогут писать бесстрастно.

Бывший тихий мальчик, семинарист из Гори, ненавидевший за пьянство отца-сапожника, даривший цветы матери, любящий муж и добрый отец своих детей, Светланы и Василия, превращался в монстра.

Глава седьмая Пикина

В тюрьме очень легко сбиться со счета времени. И засечки на стене, которые 14 лет подряд делал в камере граф Монте-Кристо у Дюма, вполне соответствуют правде. Что-то выцарапывал на стене и Косарев. Получалось, что он отсидел в этой камере около месяца. Ему дали отлежаться, подлечиться, кроме очных ставок никуда не водили, а потом перевели в другую камеру.

Во Внутренней тюрьме камеры были очень разными, потому что первоначально здание не предназначалось для содержания заключенных.

В конце XIX века это был, вообще-то, доходный комплекс, построенный по заказу страхового общества «Россия». Над ним работали архитекторы Николай Проскурин, Александр Иванов и Виктор Величкин.

В 1917-м большевики забрали объект под ВЧК. Однако контора разрасталась, аппарат увеличивался, и тогда со стороны Фуркасовского переулка выстроили еще одно здание. Единым фасадом эти здания были объединены уже после войны.

Так получилась Лубянка и стала именем нарицательным.

Она была как крепость.

В бывшие нормальные, не тюремные окна внутрь вделали решетки, а стекла густо замазали грязновато-белой краской. Поэтому там было темновато. Еще мрачнее стало, когда снаружи на окна нацепили жестяные ящики-щиты — «намордники». После чего летом в камерах бывало очень душно, и, если там собиралось много народу, людей часто вытаскивали из камер без сознания — они задыхались.

К ноябрю-декабрю 1938 года, когда в тюрьму попал Косарев, из 118 камер тюрьмы 94 были одиночными. При этом — тоже ведь идиотская фантазия и полная дичь! — нумерацию нарочно перепутали, чтобы задержанные «не могли определить местоположение своей камеры». А внутренние стены сделали полыми, чтобы люди не могли перестукиваться.

Всего там помещалось до 350 заключенных.

В здании оборудовали кухню, из которой пахло как-то нехорошо, но ее так и не увидел Косарев. Зато его проводили через дезинфекционную камеру, душевую, вещевой склад. Где-то, говорят, была и библиотека.

Прогулочный двор — в отличие от многих тюрем, например, от Бутырки, — устроили на крыше. Туда поднимались грузовые лифты и вели отдельные лестницы.

В коридорах заключенных конвоировали по такой системе, чтобы они не пересекались: если твой коллега арестован — это тоже важная информация для зэка. И все равно кто-то прошляпил, и Косарев, когда его вели под конвоем на очередной допрос, случайно увидел и едва узнал растрепанную, окровавленную Валю Пикину…

А может быть, эта встреча была подстроена?

…Валентина вошла в состав обновленного Секретариата ЦК ВЛКСМ, так сказать, косаревского призыва. Они были коллегами и друзьями — Серафим Богачев, Виктор Козлов, Виктор Сорокин, Таня Васильева, Павел Горшенин, Дмитрий Лукьянов, Сергей Салтанов, — все также соседи в печально знаменитом Доме на набережной.

Валентина занималась студентами, спорами вокруг приема и исключений из комсомола, а также вела бюджет.

Мы еще вернемся к августейшей травле, которой была подвергнута Пикина вместе с другими, когда Ежов доживал последние дни на свободе, а Берия решил отличиться «грандиозным делом» — разгромом косаревского комсомола, что окончилось для него позорным провалом. Но заметим, что Валя была арестована в ту же ночь — с 28 на 29 ноября 1938 года.

Пикина дожила до наших дней. И благодаря этому мы имеем важного свидетеля, который сам рассказывает, что было на Лубянке.

Утром 29-го лейтенант госбезопасности Аршадская, которая арестовала Пикину, повела ее к Берии.