Запорожская вольница

Право первого займа в Диком поле (так летописцы окрестили этот степной край за порогами, где бал правили воинственные степняки) было суровым, однако непреложным законом Пограничья, его культурной нормой и даже своеобразным знаменем. Пренебрегая пунктами указов, ордеров, пограничных «инструментов», договоров и межевых записей, запорожцы часто, где хотели, там и раскидывали свои лагеря; где считали целесообразным, там и устраивали укрытия, засады, походные стоянки; где считали нужным и удобным, там и зверя ловили, и промыслами всякими занимались (при этом, как сообщал летописец, «предусмотрительно, не заводя, однако, оседлостей»). Для тех же, кто пытался ограничить их вольности, был один короткий ответ: «Оце знай, ляше, где твое, а где наше». Любопытным же гостям, которые расспрашивали об особенностях казацкого житья-бытия, чубатые молодцы отвечали: «Не наше дело в ряжи (деревянный сруб, постройка. – Примеч. ред.) сигать, наше дело казацкое конем по степи гулять». Только в чистом и широком ветреном степном поле казак по-настоящему был на воле, в полной мере ощущая вкус жизни, которая немыслима была без свободы и азарта.

«Где буерак, там и казак», – говорили в народе. Что ж, в степи хватало укромных уголков, где можно было спрятаться от врага или, наоборот, устроить на него засаду; расположиться на ночлег, утолить голод и жажду. Речь идет о ложбинах разной глубины, длины и ширины, заросших густым кустарником, которые издавна в степи за порогами называли балками. «Всех балок, оврагов и байраков в степях запорожских казаков было поистине необозримое число, точно звезд в бесконечном пространстве небес», – восхищался этой природной достопримечательностью степного Запорожья один исследователь казацкой старины. В степных балках нередко селились казаки – зимовчаки, казацкие отшельники, добытчики степного зверя.

Река казацкой славы

«Днипре-брате, чем ты славен: чи зелеными лугами, чи крутыми берегами? – Ой, я славен казаками, молодыми бурлаками» – поется в народной думе. Что ж, казацкое прошлое Днепра уже неотделимо от истории великой реки. У нее вообще-то много лиц – природа «протянула во всю длину Днепр с ненасытными порогами, с величественными гористыми берегами и неизмеримыми лугами». Я много раз путешествовал по Днепру от истоков до устья. В северной лесной стороне и даже в среднем течении река еще не осознает своей мощи и богатства. И только после порогов она становится по-настоящему величава, прекрасна и щедра. Геродот, воздавая хвалу Днепру, писал, что эта река «наиболее прибыльная», «самая богатая полезными продуктами». Скорее всего, он имел в виду днепровские плавни в низовьях, где обитали запорожские казаки. «Днепр – это священная и заветная для запорожцев река», – писал Дмитрий Яворницкий, – он был «главнейший источник их войсковых доходов». Прежде всего это переправы и «шляховые» броды через реку, которые контролировали запорожцы. Днепр в изобилии кормил вольных лугарей рыбой, по речному протяжению к морю ежегодно отправлялись сотни «чаек» (казачьих судов. – Примеч. ред.). За это реку и прозвали Казацким шляхом. Днепр подпитывал запорожцев и душевно. «При виде страшной пучины, клокочущей в днепровских порогах, кровь леденеет в жилах человека», – замечали очевидцы. У кого кровь леденела, а у кого играла. «Шум быстрых и сильных потоков всегда что-то говорит имеющим силы бороться за широкие просторы и за вольность», – вспоминал рожденный казацкой гуляйпольской стихией анархист Нестор Махно (он родом из селения Гуляй-поле – нынешнего райцентра Запорожской области) про свои раздумья у порогов. Для запорожцев днепровская стремнина, прорвавшаяся через порожистую гряду, была своеобразным олицетворением их воли, силы духа, символом их неуемной энергии. Можно не сомневаться, что «мечтатели в душе, поэты в речах, художники в песнях, запорожские казаки, всегда жившие с природой душа в душу, лицом к лицу» часто любовались и грозными порогами, и широкими разливами Днепра, и его тихими заводями, и таинственным лунным светом, что серебрился между темных скал, и чайками, скользившими над пенистыми волнами.