А какое же еще бывает бытие, спросите вы, кроме социального? Ну, во-первых, есть еще бытие природное, в котором человек доверяется своим инстинктам высшего животного, которые при их освобождении и тренировке ничуть не хуже, чем у каких-нибудь матерых хищников или пугливых ланей. Иногда можно и нужно спрыгивать с тусклого металла социальной машины на все еще зеленую травку природы – как можно дальше от городской суеты и искусственных эмоций. Там, на берегу заповедного озера или на вершине горы можно ощутить подлинность бытия.
Все великие пророки и философы древних цивилизаций, странствующие рыцари и книжники средних веков, художники и ученые нового времени стремились к уединению где-нибудь на дикой горе Синай, Соловецких островах или хотя бы в дальнем имении Болдине. Возвращение к природе дает, во-первых, тренировку свободного выхода из социальной машины, а во-вторых – запас энергии, независимый от социальной машины. Насытившись энергией природных переживаний, свободный человек непременно взглянет на ночное небо, полное не просто звезд, а созвездий. Обязательно найдет Венеру и Полярную звезду, узнает в лицо Большую Медведицу и Кассиопею… и вдруг окажется в искомом «третьем измерении».
Великий философ Иммануил Кант изрек знаменитую фразу (цитирую не дословно, но точно): «
Даже самое умное животное, каковым по праву является свинья, если бы могло поднять голову к звездному небу, не увидело бы в нем ничего. Нет, впрочем, голодная свинья, запертая в загоне, увидела бы на черном небе крошки отрубей и рассыпанную крупу. Ведь высшие животные способны на фантазии в форме «реакции на отсутствие». Из этой реакции замещения и выросла человеческая фантазия как основа процесса познания. Только, если у высших животных фантазия замещает неудовлетворенные животные потребности, у человека такая же «реакция на отсутствие» начала замещать какую-то особую, благоприобретенную потребность социального общения – механизма, соединившего и сублимировавшего плотские инстинкты высших приматов.
Опять же, переход от высших приматов к человеку не был скачкообразным, а эволюционным, постепенным. То есть эта самая новая нравственная потребность человека в познании выросла из некоторой почти социальной потребности высших приматов. В стае наших человекообразных предков уже были «изобретены» и социальная иерархия обязанностей, и чувственное поощрение, и привычка к ритуалу. Те самые три «зубчатых диска» социального взаимодействия, созданных Природой на первых порах из мохнатой плоти и крови. Этот первобытно-социальный механизм оказался очень удачным изобретением для выживания в окружении многочисленных врагов и конкурентов. Поэтому социально-ролевые игры в иерархию, чувственное поощрение и ритуалы стали жизненно важной потребностью, приближая наших животных пращуров к роковой черте или «полосе препятствий», которая отделяет неспешную Эволюцию от ускоряющегося колеса Истории.
Потребность высших приматов в социально-ролевых играх – это уже та самая социальная несвобода, которая только и способна породить подлинную свободу через психологический механизм «реакции на отсутствие». Каким образом могла возникнуть ситуация прерывания социальной круговерти, принудившая первого прачеловека к «свободе» от первичного социума? На этот счет у меня есть вполне основательная гипотеза – реконструкция первых этапов антропогенеза, в том числе первопричины стартового «пассионарного толчка». Как ни странно, эта прогрессивная теория в русле естественнонаучного наследия Ч.Дарвина и Л.Гумилева оказалась вполне созвучна «ветхой» креационистской модели антропогенеза. Если только не понимать символику Книги Бытия буквально.
Точно также созвучен вопрос, неявно звучащий в заглавии нашей книги: о значении Субботы. Разумеется, речь идет не о субботе нашего календаря, а о Дне Седьмом Творения и об одной из десяти заповедей, открытых иудейским Богом пророку Моисею. Подлинно свободный человек обязан уметь вырываться из замкнутого круга социальных игр, этих гонок по мнимой вертикали. Чтобы посмотреть на себя и на свою жизнь со стороны звездного неба и нравственного закона.