Заповедник для академиков

– Вы читали в «Таймс», – спросил он, – о падении метеорита на Урале? Говорят, что он был не меньше Тунгусского метеорита.

– Да? – рассеянно отозвался Черчилль, который никогда не слышал о Тунгусском метеорите.

– Сейсмические станции отметили невероятной силы удар.

– К сожалению, – отозвался после паузы Черчилль, – русские засекретят этот метеорит, потому что у них там концлагеря для инакомыслящих.

Некоторое время они шли молча. Потом Никольсон подал голос:

– Меня порой удивляет, почему вы предпочитаете союз со Сталиным. Он в не меньшей мере тиран и деспот, чем Гитлер. Гитлер даже ближе нам – он европеец.

– Оба они – порождение ада, – сказал сэр Уинстон. – Но Сталин нам не угрожает и не сможет в ближайшие годы угрожать. А Гитлер почитает своим долгом покорить Европу и установить господство над всем миром. Сталин по-своему идеалист, как и любой коммунист, он надеется на мировую революцию пролетариата и склонен, если она не получится, заняться уничтожением собственных пролетариев, Гитлер – мистик, несущий свою черную ненависть против всего мира. Гитлера я боюсь, Сталина, даже очень сильного, я презираю. Впрочем, нет, он мне любопытен, как и любой диктатор.

Краем глаза Черчилль заметил, что вышедший раньше из ворот Энтони Иден, один из немногих, разделявших взгляды Черчилля в консервативной партии, но предпочитавший держаться с группой своих сторонников в отдалении от эмоционального и непредсказуемого Черчилля, стоит у своей машины, беседуя с незаметным человеком в длинном мокром плаще и обвисшими от долгого стояния под дождем полями шляпы. Почему-то этот человек так спешил сюда, что забыл зонтик и ждал Идена под дождем.

Иден благодарно кивнул человеку и обвел взглядом выходивших с кладбища, кого-то разыскивая. Его взгляд остановился на Черчилле. Иден подошел к нему.

– Я хотел бы сказать вам несколько слов, – произнес он.

– Мы можем не стесняться Гарольда, если это не касается ваших амурных приключений, – сказал Черчилль. Это была пустая шутка, такие шутки раздражали Идена.

– Нет, – сказал он твердо, глядя на Черчилля сверху вниз; они были похожи на известную клоунскую пару – Пат и Паташон. – Это сугубо секретная информация. Я хотел, чтобы вы получили ее раньше остальных, потому что она может изменить наш политический курс.

Никольсон отошел к своей машине. Хотя был несколько покороблен словами Идена.

– Говорите, – сказал Черчилль.

– По данным, полученным из Соединенных Штатов и подтвержденным в Кавендишской лаборатории, в России на Полярном Урале не было никакого метеорита.

– Что же там произошло?

– Там произошел колоссальной силы взрыв – взрыв, превосходящий всяческое воображение.

– Неужели у них там такие склады боеприпасов?

– Или новая бомба. Сверхоружие.

– Какого рода бомба?

– Вы слышали или читали об атомной бомбе?

– Мне встречались популярные статьи на эту тему, но я полагал, что разговоры о ней не вышли еще из рабочего кабинета Герберта Уэллса.

– Таковы предположения ученых, – упрямо повторил Иден.

– Давайте надеяться, – сказал Черчилль, – что это был очень большой склад боеприпасов.

Иден чуть улыбнулся. Он ждал настоящего ответа.

– Что предпримет кабинет? – спросил Черчилль.

– Пока что они предпочтут ждать и делать вид, что ничего не произошло.

– А разведка?

– Я беседовал с сэром Рибли. Они предпримут все возможные и невозможные меры, чтобы узнать, что там произошло.

– Если бы я был в правительстве, – сказал Черчилль, – я бы мобилизовал всю агентурную сеть не только в самой России, но и в Германии.

Попрощавшись с Иденом, Черчилль подошел к Никольсону, который стоял у своей машины.

– Скажите, Гарольд, – спросил Черчилль, – у вас есть друзья среди физиков? Так сделайте одолжение – я хотел бы встретиться с ними как можно скорее. Если можно, завтра. И если можно, с Джоном Берналом.

– Хорошо, – сказал Никольсон, не ожидая, что Черчилль передаст ему содержание разговора с бывшим министром иностранных дел.

* * *

Андрея и Альбину разделили еще на аэродроме, и он не знал, куда ее отвезли. Впрочем, он не беспокоился о ней, зная, что с ней ничего не случится.

Несмотря на двусмысленность и непредсказуемость своего положения, Андрей в первые дни не мог не наслаждаться самыми простыми прелестями жизни – горячей ванной, чистыми простынями, умеренно вкусной и умеренно обильной едой на секретной вилле управления А-6, где его содержали. Карл Фишер приезжал чаще всего утром, но порой задерживался, и Андрей мог гулять в небольшом саду особняка, окруженного высоким непроницаемым деревянным забором. Но следует признать, что в мыслях Андрея не было побега или бунта, – он предпочитал не думать о завтрашнем дне.