Заповедник для академиков

– …А я его спросила, как же она? – говорила между тем Марта, и Лидочка поняла, что упустила начало фразы. – А он сказал, чтобы я не беспокоилась. Но я еще тысячу раз подумаю, прежде чем скажу ему «да». Я же тоже человек, я понимаю, что для нее это может быть трагедия, – она согласилась на все ради артистической карьеры. И тут он встречает меня. Я понимаю, что это решение далось ему нелегко – при его положении, нет, я еще тысячу раз подумаю. Потому что если Крафт узнает – а ты же знаешь этих доброжелателей, – то он меня убьет. И будет прав. Но так трудно приказать сердцу… ты что скажешь?

– Как будто мое мнение что-нибудь изменит.

– Изменит, я клянусь тебе, что буду следовать ему!

Марта оттеснила Лидочку от зеркала и, достав из шкатулки щипчики, принялась выщипывать брови.

– Ты имела в виду Алмазова?

– А разве я тебе не сказала?

– Мне все равно, с кем ты спишь, – только делай это так, чтобы мне не мешать.

Лидочка направилась к двери.

– Ты мне ничего не сказала! – крикнула вслед Марта. – Я же нахожусь в душевной травме.

Лидочка сбежала по лестнице, миновала гостиную, в бильярдной сидела Альбиночка, совершенно одна. На диване, на котором умер философ Соловьев, она сидела, поджав под себя доги и прижимая к груди довольно большую дамскую сумку.

Остановившимися глазами Альбина смотрела в окно на струи дождя.

– Альбина, – сказала от двери Лидочка, – я же просила вас ничего не говорить!

– Что? Кому? – Глаза у Альбины были слишком велики, и от этого она казалась каким-то ночным животным. Лидочка видела картинку, изображающую лемура лори. Только у лемура была короткая шерсть, а голова Альбины увенчана копной пышных кудрей.

– Про Полину!

– Какая Полина? Не кричите, пожалуйста.

– Вчера вы слышали наш разговор с Полиной. В туалетной.

– Я не хотела! Честное слово, я не хотела, а он стал меня допрашивать. Вы не представляете, как он любит допрашивать, он меня все время допрашивает.

– Он спросил?

– Он стал меня допрашивать, почему я так долго была в туалетной, с кем я встречалась, с кем говорила. Лидочка, дорогая, не сердитесь – у меня, кроме вас, никого нет, даже слово сказать, а вы меня презираете? Я ничего про кастрюлю не сказала, только про Шавло, только про Шавло!

– Может быть, Полину из-за ваших слов убили, – сказала Лидочка, которая, как обнаружилось в тот день, еще не научилась быть снисходительной и терпимой.

– Ой! – Альбина подняла руки с зажатой в них сумкой так неловко, что сумка перевернулась, и из нее выпал черный блестящий револьвер. Словно удар грома, он стукнулся о пол и поехал по паркету под бильярд.

Альбина в ужасе замерла, как зайчонок перед питоном.

Первым движением Лидочки было поднять револьвер и вернуть Альбине. Но для этого ей надо было обогнуть бильярдный стол или проползти под ним. Лидочка понимала, что Альбина сейчас ничего сделать не в состоянии. Она за пределами страха.

Но Лида не успела исполнить свое намерение. Она спиной почувствовала опасность.

Ухватившись пальцами за край бильярдного стола, она обернулась. В двери стоял Алмазов. Он был холоден и деловит.

– Я тебя ищу, – сказал он Альбине, не замечая Лидочку.

– Я сейчас. – Альбина открыла глаза.

– Тебе помочь? Ты плохо себя чувствуешь? – спросил Алмазов тоном человека, спешащего, но знающего, что некий набор слов по правилам игры следует произнести.

– Нет, все хорошо. – Альбина, будто проснувшись, поднесла тонкие руки к вискам, вонзила длинные с ярко-красными ногтями пальцы в волосы и сильно потянула их назад так, что глаза стали китайскими, а лицо усохло. Потом она выдернула пальцы, запутавшиеся в волосах, – чуть не вырвав с корнем пряди, проснулась и лихорадочно, как в бреду, сказала Лиде: – Я так на вас надеюсь!

– Что? – спросил сразу Алмазов. – Что это означает?

– Я все сделаю, – сказала Лида, будто не слышала Алмазова.

Стуча каблучками, Альбина пробежала через бильярдную и послушно замерла собачонкой у ног Алмазова.

– Пошли? – сказала она.

Алмазов крепко взял Альбину под руку и вывел из бильярдной. Лидочка выглянула за ними вслед. Они не оборачивались – широкий, кривоногий, крепкий Алмазов и тростиночка Альбина, еле достающая ему до плеча. Они быстро и деловито шли вверх по лестнице. Ванюша Окрошко с другом сбегали с лестницы им навстречу и остановились у медведя с подносом.

– Одну партию, – сказал Ванюша.

Лиду охватила паника.

– Подождите! – крикнула она молодым людям, шагнула назад в бильярдную и захлопнула за собой дверь. Тут же полезла под бильярд. Револьвер, тяжелый, черный, блестящий, спокойно дожидался Лиду. Она схватила его, вылезла, держа за рукоять, – а куда теперь его спрятать?

Дверь осторожно приоткрылась. Заглянул Ванюша.

– Что-нибудь случилось? Надо помочь?

Лидочка стояла, заложив руки с револьвером за спину.

– Я же попросила подождать, – сказала она. – У меня разорвался чулок.

Ванюшин взгляд метнулся вниз – к чулкам.

– Ваня! – прикрикнула на него Лидочка. – Закройте дверь!