Заповедник потерянных душ

– Екатерина Семеновна очень обязательный человек, – возражал Бодрякову зять Голубевой. – Она нас обязала звонить по любому поводу. Задерживаемся, меняем планы, маршрут, – требовала звонить обязательно. Она не могла так поступить с нами…

– Тогда где она, Малахова? Где? – скрипнул капитан зубами. – Машина есть, а Голубевой нет.

– У меня только одна версия, товарищ капитан. Она погибла. Утонула, – сказала Аня. – Тот, кто пытался спасти Никулину, не смог спасти Голубеву.

– Он и Никулину не смог спасти. Протащил столько километров и не удосужился глянуть, жива она или нет, – отозвался Бодряков ворчливо, покосился на нее. И проговорил с кивком: – Зачет, Малахова. Я думаю так же.

– Поняв, что Мария Сергеевна мертва, он паникует, оставляет ее в лесу, сам садится в машину Голубевой. Возвращается в город. И…

– Отгоняет машину на мойку или сам тщательно ее моет. Бросает в укромном месте, замечу, с ключами бросает. И исчезает. Вопрос, Малахова, кто это может быть?

– Я не знаю, – призналась она, прокатав в голове несколько вариантов. – Это не Голубева.

– Нет, конечно.

– Это не сын Марии Сергеевны. Зачем ему угонять чужую машину, у него своя есть. И машина матери есть. Он ей время от времени пользуется, по словам соседей.

– Не он, – согласно кивнул Бодряков, бессовестно нарушая скоростной режим на проспекте. – Тогда кто? Ну! Думай, Малахова. Думай.

– Иван Митрофанович Супрунов?

И Аня поежилась, ожидая насмешливого фырканья капитана. Он всегда фыркал, когда она говорила что-нибудь не то. И это всегда казалось ей оскорбительным.

Но он вдруг, покосившись на нее с удивлением, проговорил:

– И снова зачет, Малахова. Удивляешь меня сегодня. Я даже штаны тебе твои драные готов простить. Удивляешь, – протянул он, осматриваясь на незнакомой улице.

– Говорю же, не успела постирать, – огрызнулась она, положила ладони на коленки, прикрывая прорехи. – По двадцать часов работаем, товарищ капитан. Без выходных.

– Не мне тебе рассказывать, лейтенант, что розыск по горячим следам самый важный. Пока будем отдыхать, стирать, убирать… – Он недовольно поморщился. – Не найдем сразу, не найдем никогда.

– Пока мы раскачались и начали искать, следы уже успели остыть, – напомнила Анна. В заказник они с Бодряковым поехали лишь в понедельник.

– И все же… И все же… – отозвался он рассеянно, вслушиваясь в рекомендации бортового навигатора, резко вывернул руль влево. – Кажется, сюда.

Недавно заасфальтированная узкая дорога резко вильнула в сторону и закончилась у полуразрушенной будки охранника. Шлагбаум отсутствовал. От ограждения остались лишь ржавые столбы. Далее шли ровные ряды гаражных строений с номерными знаками, нанесенными черной краской прямо на серый кирпич торцевых стен.

– Нам нужен ряд номер… – Бодряков повертел шеей. – Ага. Вон он, самый последний. Девятнадцатый.

Через пять минут они остановились рядом с машиной, зарегистрированной на Голубеву Екатерину Семеновну. Открыты были все двери, капот, багажник. Эксперт-криминалист Володя Сучков, сидя на корточках возле переднего правого колеса, уже складывал экспертные принадлежности в плоский чемоданчик. На них глянул хмуро, едва кивнув.

– Володь, привет. – Бодряков подошел, протянул руку.

Володя протянул свою, спохватился, тут же стащил с кисти латексную перчатку, швырнул ее в чемоданчик, вяло ответил на рукопожатие.

– Чем порадуешь, Сучков? – Бодряков присел с ним рядом на корточки. Кивком указал на колесо машины. – Что-то есть?

– Ничего, капитан, нет. Интересно, чего ты ждал? Что может остаться после автомойки? – поспешил возмутиться Володя, захлопывая чемоданчик и щелкая блестящими замочками. – Следы шампуня и полировки.

– Ого! Недешевая мойка.

– Недешевая, – согласно кивнул Володя.

– Вряд ли Иван Митрофанович Супрунов мог себе такую позволить, – обернулся на Аню Бодряков.

– Вряд ли, – согласно кивнула она.

– А скажи мне, Володя, есть ли какие-то специфические отличия у спецсредств, которыми пользуются на автомойках?

– Все скажу после экспертизы, – отозвался Володя, выпрямляясь в полный рост. И сложил тонкие губы скептической волной. – Но на твоем месте, капитан, я бы на это не уповал. Один шанс на миллион, что это выстрелит.

– Ага, – хмуро отозвался Бодряков, обходя машину. – Я понял. Точно ничего не пропустил?

– О господи! – Володя театрально закатил глаза под лоб. – Говорю же тебе, ни волоска, ни ниточки, ни соринки, ни клочочка. Машина чистая! Во всех смыслах.

– И все же, Володя. – Бодряков нацелил ему в спину указательный палец. – Один шанс!

– На миллион, – огрызнулся Володя, отходя к служебному автомобилю.

– И все же.

Бодряков со вздохом полез в салон машины. Что-то рассматривал, щупал, тер панель, нюхал палец. Выбрался на улицу, чертыхнувшись, захлопнул по очереди все двери. Заглянув в багажник, поднял коврик и потрогал запаску.

– Ты посмотри, что делается, Малахова! – возмутился он. – Они даже запаску вымыли. Это где же такие чудеса вытворяют?..