Заповедное место

«Смерть. Прекращение жизни, признаками которого являются остановка дыхания и разложение плоти.

Мертвяк, он же дохляк. Ни к чему не пригодный субъект, ничтожество».

Парень сам был уже мертв и теперь утаскивал на тот свет других.

— Я сварю кофе, — сказал Адамберг.

— Не пудри мне мозги, — ответил молодой человек, затянувшись сигаретой и положив правую руку на револьвер. — И не ври, что не знаешь, кто я.

— Знаю конечно. Ты Кромс.

— Чего?

— Кромсатель. Самый остервенелый убийца двадцать первого века.

Парень удовлетворенно улыбнулся.

— Я хочу выпить кофе, — сказал Адамберг. — Не все ли равно, когда ты меня пристрелишь — сейчас или чуть позже? У тебя оба ствола, и дверь под прицелом.

— Ладно, валяй, — согласился парень и пододвинул револьвер ближе к краю стола. — Даже забавно.

Адамберг положил в воронку бумажный фильтр, насыпал в него две с верхом ложки кофе, затем отмерил две кружки воды и вылил в кастрюльку. Надо же чем-то занять руки.

— У тебя что, кофеварки нет?

— Есть, но так получается вкуснее. Ты сегодня завтракал? Впрочем, как хочешь, — сказал Адамберг, не дождавшись ответа. — Я-то все равно поем.

— Поешь, если я позволю.

— Я должен поесть, иначе я не смогу вникнуть в то, что ты мне скажешь. Ведь ты наверняка пришел мне что-то сказать.

— Выделываешься, да? — произнес парень, а кухню тем временем наполнил аромат кофе.

— Нет. Просто готовлю себе последний завтрак. Это тебя раздражает?

— Ага.

— Ну тогда стреляй.

Адамберг поставил на стол кружки, сахар, хлеб, масло, варенье и молоко. У него не было ни малейшего желания подыхать от пули, выпущенной этим мрачным типом с зоной неподвижности в голове, как выразился бы доктор Жослен. Не было и желания узнать его поближе. Но в полиции Адамберга учили сначала говорить с людьми и заставлять их разговориться, а уж потом стрелять. «Слово, — объяснял инструктор, — бывает смертоноснее пули, если попадешь в голову». И добавлял, что задеть словом чувствительное место в голове очень трудно, а если промажешь, противник тут же выстрелит.

Адамберг разлил кофе по кружкам и пододвинул сахар и хлеб к незваному гостю, чьи глубоко посаженные глаза под сплошной линией сросшихся бровей глядели застывшим взглядом.

— Скажи хотя бы, какого ты мнения о моем кофе. Ведь ты, кажется, умеешь готовить.

— Откуда ты знаешь?

— От Вейля, твоего соседа с первого этажа. Он мой друг. И ты ему очень симпатичен — да-да, ты, Кромсатель. Я буду говорить «Кромс». Не обижайся, это просто для краткости.

— Понимаю, что ты задумал, гнида. Хочешь заставить меня разговориться, рассказать про мою жизнь и всякую такую хрень, — в общем, притворяешься добреньким старым легавым. А потом дождешься момента, когда я зазеваюсь, — и пристрелишь.

— Плевать мне на твою жизнь.

— Правда?

— Правда, — искренне ответил Адамберг и тут же пожалел об этом.

— Думаю, тут ты неправ, — процедил сквозь зубы парень.

— Да, наверное. Но так уж я устроен. Мне на все плевать.

— И на меня тоже?

— И на тебя тоже.

— А что тебе интересно, придурок?

— А ничего. Наверно, меня забыли завести перед тем, как все рванули со старта. Видишь лампочку на потолке?

— Хочешь, чтоб я поднял голову? Не надейся.

— Она уже несколько месяцев как перегорела. А я так и не собрался ее поменять, копаюсь тут в темноте.

— Ты в точности такой, каким я тебя представлял. Ничтожество и мразь.

— Чтобы быть мразью, надо чего-то хотеть, верно?

— Верно, — секунду подумав, ответил парень.

— Ну вот. А я ничего не хочу. В остальном я с тобой согласен.

— А еще ты трус. Ты напоминаешь мне одного старикашку, жулика и вруна, который воображает, будто он круче всех.

— Ну что поделаешь.

— Как-то вечером он сидел в баре. На него напали шестеро. Знаешь, что он сделал?

— Нет.

— Улегся на пол, как распоследний хлюпик. И сказал: «Валяйте, парни». Парни сказали ему, чтоб он встал. Но он так и остался лежать, сложив руки на животе, словно он не мужик. Тогда парни говорят: «Вставай, черт тебя возьми, мы закажем тебе выпивку». И знаешь, что он им ответил, этот старикашка?

— Знаю.

— Правда?

— Он сказал: «Смотря какую выпивку. Я не встаю ради бокала божоле».

— Верно, так он и сказал, — отозвался парень: он был озадачен.

— И тогда шестеро парней прониклись к нему уважением, — продолжал Адамберг, обмакивая сухарик в кофе. — Они помогли старикашке встать и с тех пор стали его закадычными друзьями. Однако я не считаю, что он вел себя как трус. На мой взгляд, он проявил мужество. Чего и следовало ожидать от Вейля. Ведь это был Вейль, да?

— Да.

— Он выдающаяся личность. А я — нет.

— Он лучше тебя, да? Как легавый?

— Ты огорчен, что тебе достался не самый сильный противник?

— Нет. Говорят, среди легавых ты — номер один.

— Ну если так, значит, сама судьба свела нас с тобой.

— Ты даже не догадываешься, насколько ты прав, — ухмыльнулся парень и отпил первый глоток кофе.

— Ты можешь называть меня не легавым, а как-нибудь по-другому?

— Ага. Я могу называть тебя фараоном.