Заповедными тропами

Потухла на горизонте заря, сгустились сумерки, в окнах станционных построек приветливо вспыхнули первые огоньки, слабый ветерок донес к нам от жилья запах тлеющего кизяка. Потом прошло, вероятно, много времени, с грохотом пронесся мимо пассажирский поезд, один за другим потухли огоньки на станции, только пристальным зеленым глазом глядел на путях светофор да в небе мерцали звезды. А мы, доведенные упрямством осла до отчаяния, на берегу Сурумбая не знали, что делать.

— Пускай сам хозяин уговаривает своего прекрасного ишака дубиной, если не хочет, чтобы его волки съели. — С этими словами я сорвал поклажу и, навалив, сколько возможно, себе на плечи, пошел к станции. Подобрав остатки имущества, моему примеру последовал и приятель. У самой станции нас нагнал осел. Ему, видимо, было скучно оставаться одному на пустынном берегу Сурумбая. Занеся вещи в комнаты, мы столкнулись с новым сопротивлением осла — он не желал переступить порог конюшни. Тогда мы скрутили его веревками и при помощи двух стрелочников сволокли упрямца в конюшню. Утром его не оказалось на месте. Вероятно, еще до света он отправился к своему хозяину.

Я не хочу сказать, что осел непригоден для подобных поездок. Напротив, осел неприхотлив, силен и вынослив. Он способен поднять тяжелую кладь и безропотно пройти с ней сотни километров. Кроме того, осел привязывается к своему хозяину и к членам его семьи и в отношении их редко допускает непослушание. Даже маленькие дети быстро выучиваются управлять этим спокойным и послушным животным. Но упрямство осла часто ярко проявляется в отношении посторонних ему людей, и особенно тех из них, которые не умеют с ним обращаться. Однако после памятного для меня случая я предпочту пройти пешком большое расстояние, нежели воспользоваться ненадежным, по моим понятиям, видом транспорта.

Глава вторая ЗАГАДОЧНЫЕ ОБИТАТЕЛИ ПУСТОГО ДОМА

По дороге в Казахстан я мечтал о ранней южной весне. Какое разочарование меня ожидало! Правда, Сырдарья уже вскрылась, лед на озерах потемнел и вздулся, но беспрерывно дул леденящий северо-восточный ветер и с наступлением ночи становилось так холодно, что оттаявшие на солнечном пригреве края водоемов к утру затягивались ледяной коркой.

Волей-неволей мне пришлось отложить отлов птиц и зверьков (ради чего я сюда и приехал) до более теплых дней. Отчасти я был рад этому обстоятельству. Я знаю, что достаточно приобрести хотя бы четыре-пять животных, и уже руки будут связаны. Чтобы четвероногие и пернатые пленники были живы и здоровы, за ними нужен внимательный уход, а это занимает весь день.

А сейчас я мог располагать своим временем как хотел. Я поселился в пустом домике из двух комнат, одиноко стоявшем среди заброшенного фруктового сада на окраине поселка Джулек. Поставил железную печку, заготовил дрова и целые дни проводил с ружьем в окрестностях. С увлечением я охотился за фазанами в тугайных зарослях, а потом появились стаями пролетные гуси и утки.

Но скоро моя спокойная жизнь была нарушена. Я убедился, что кроме меня еще кто-то живет в доме, а кто именно — я никак не мог узнать. В нем водилось множество мышей и других грызунов. Они прогрызали мешочки с продуктами, попадали в ведро с чистой водой и — что самое досадное — портили мои птичьи шкурки. Чтобы спасти свою коллекцию от этих разбойников, я превратил одну из комнат в чулан. Поставил там большой стол и, возвращаясь с охоты, складывал на него убитых птиц.

Однако и это не помогло; нередко, встав утром, я обнаруживал, что невидимый враг каким-то чудом ухитрился взобраться на стол: у более крупных птиц было выщипано оперение, а мелкие или исчезали совершенно, или были так попорчены, что уже не годились для коллекции. Все это меня ужасно раздражало, и я объявил жестокую войну грызунам-вредителям: у каждой из ножек стола я поставил по четыре капканчика.

Но лишь изредка я извлекал из какого-нибудь капкана то мышь, то злополучную песчанку, а разбой и порча шкурок не прекращались. Тогда я устроил под потолком висячую полку и стал на нее складывать свою добычу. Но мой невидимый сожитель проникал и под потолок.

Наконец я купил прочный сундук и стал запирать туда на ночь отстрелянных мной птиц. Хищение сразу прекратилось, но начались другие странности.

Вечерами, когда, потушив лампу, я ложился в постель, из другой комнаты до меня стали доноситься странные звуки. Частые, громкие, будто кто-то колотил маленьким молоточком по деревянной дощечке. Эта необычайная музыка наполняла весь дом. Я вскакивал, зажигал лампу и шел с нею в пустую комнату. Тогда звуки прекращались. Но как внимательно я ни осматривал голые, покрытые трещинками глиняные стены комнаты, пол, окна, нигде не мог обнаружить присутствия живого существа.

Однако стоило мне снова лечь в постель и потушить свет, как звуки возобновлялись. Я снова вскакивал и принимался за свои безрезультатные поиски до тех пор, пока усталость не брала верх и я засыпал под таинственную барабанную дробь.