Заповедными тропами

Быстро прибывает вода в июне, наполняет высохшие котловины озер, далеко в глубь страны проникает по глубоким арыкам. И такое обводнение веселит сердце, радует все живое. Ведь в Средней Азии вода — это сама жизнь. Только крепко и умело нужно ее держать в руках, не допускать никакой оплошности. А иначе — беда. Как закусивший удила необъезженный жеребец, ринется вода вперед и натворит бедствий. Но как ни следит человек за беспокойной рекой, как ни пытается удержать ее в повиновении, иной раз прорвет вода заградительную земляную плотину — бугут — и вырвется на свободу. Стремительно хлынет она в сторону и затопит в самое короткое время обширную низменную территорию. И тогда в бесчисленном количестве погибнут фазаньи и утиные гнезда, покинут норки и заберутся на кусты грызуны, бегством пытаются спастись более крупные животные.

Страшное это время для многих птиц и четвероногих обитателей речной долины.

В то памятное июньское утро я поднялся с постели незадолго до восхода солнца и после легкого завтрака, захватив приготовленный с вечера рюкзак и перекинув за плечи ружье, направился к югу по железнодорожной насыпи. Мне нужно было обследовать глухой уголок тугайных зарослей, расположенных в шести километрах от станции Кара-Узяк.

Несколько дней тому назад, возвращаясь с озера Джаманкуль, где я провел целый день, и пробираясь сквозь тугайную поросль с железнодорожной линии, я неожиданно увидел маленькую птичку. Присутствие ее здесь меня положительно озадачило. До этого времени я встречал на Сырдарье буланых вьюрков только в зимнее и ранневесеннее время. В марте, вечерами, птички собирались крупными стаями и, усевшись на еще голые ветви деревьев лоха, распевали свои бесконечные скрипучие песенки. Но буланый вьюрок в июне, в разгар гнездового периода, не вязался с моим представлением о нем. Кроме того, я отлично знал, что эти птички в изобилии гнездятся в Ашхабаде, в Ташкенте, в населенных пунктах Ферганской долины, но на нижней Сырдарье, в тугаях среди пустыни — мне казалось это невероятным.

Я решил выяснить, гнездились ли здесь вьюрки или это были холостые птицы, случайно оставшиеся в тугаях на лето после зимовки. Добросовестно потоптавшись по тугаям, я наконец увидел вьюрка-самца. Сначала он распевал на сухой вершине лоха, потом поймал какое-то насекомое и исчез, улетев с ним в густые колючие заросли.

Взрослые вьюрки обычно питаются семенами растений и молодыми побегами, но птенцов вскармливают насекомыми. Поведение буланого вьюрка доказывало близость птенчиков.

Найти маленькое гнездо птички, искусно запрятанное где-то среди непролазного колючего лоха, — задача нелегкая. Выслеживая, куда перелетает вьюрок с пищей во рту, я, видимо, приближался к гнезду все ближе и ближе, но потратил на это массу времени. Высоко уже поднялось солнце, жгло мою кожу, а я то спешно перебегал короткое расстояние, то сидел, терпеливо ожидая, когда вьюрок вновь появится в поле моего зрения.

Не правда ли, тоска смертная? Но не забывайте, что я орнитолог; выяснение и этой мелочи в распространении буланого вьюрка было для меня интересно.

Увлекшись вьюрком, я сразу ничего не заметил. А кругом меня творилось что-то неладное. Сначала мимо меня быстро пробежал заяц-толай. Он вскоре вернулся, беспокойно шевеля ушами, посидел на открытом месте и убежал вновь уже в другом направлении. Где-то сзади взлетел фазан и, порывисто взмахивая крыльями, пролетел над самой моей головой. Вдруг мутная струйка воды, извиваясь, достигла моих ног и затопила глубокую трещину в почве. Оттуда немедленно выскочил крупный мохнатый паук и полез вверх по стволу дерева. А струйка побежала дальше, потом повернула влево и исчезла за ближайшими кустами. Две минуты спустя я обнаружил, что нахожусь на совсем маленьком островке. Вокруг меня была мелкая вода. Она двигалась, поднимала сухие травинки, древесную кору, издавала неясное журчание.

С некоторым удивлением, но без всякой тревоги я пошел по воде к краю тугайных зарослей, чтобы взглянуть, что творится кругом на открытой площади. Удивление мое возросло. Весь тугай был затоплен водой, она струилась сквозь густую поросль, ее уровень быстро поднимался. В следующую секунду, окинув взглядом обширную низкую площадь, поросшую тамарисковыми зарослями, я все понял и замер на месте: где-то прорвало плотину!

Кругом было полное безветрие, но впереди раскачивались верхушки кустарников, и оттуда доносился какой-то неясный шум. Над кустами с криком носились черные вороны и болотные луни. Они то и дело бросались вниз и схватывали с кустов какие-то живые комочки с длинными хвостами. Это, конечно, были грызуны-песчанки. Они выскочили из своих затопленных норок и, спасаясь от воды, влезли на ветви кустиков.

Я не стал смотреть на гибель песчанок, забыл также о буланом вьюрке и, не хуже кабана ломая колючие заросли, стал продираться сквозь тугай туда, где, по моим расчетам, должна была, самое большее в полукилометре, проходить железнодорожная насыпь.