Запоздалая оттепель, Кэрны

Схватив дрожащего от страха волчонка, она еще быстрее бежит в логово. Там долго вылизывает его. Значит, не суждено ему погибнуть. Цепко за жизнь держится. Но суждено ли выжить? И в радость ли ему будет эта жизнь? Сколько пережить придется… Волчица тяжело вздыхает. Уж если не доведется выжить, не она станет тому виною. Какой ни на есть, он ее. Кормя малышей, она прислушивается к звукам, голосам тундры за норой. Опасливо вздрагивает.

Но шли дни. Никто не подходил к логову, и волчица стала успокаиваться. Малыши росли быстро. Вскоре у них прорезались глаза. Она стала приносить в нору мышей и зайцев. Учила волчат есть мясо, хорошо обгладывать кости, высасывать кровь из добычи. Малыши быстро перенимали нехитрую науку. Наевшись досыта, играли в норе до ночи.

Волчица, глядя на них, радовалась, что белолобого никто не обижает, но про себя жалела, что другие волки, когда придет пора сбиться в стаю, не будут вот так по-доброму относиться к нему. А пока он играл. Играл, не зная, не предполагая никакой беды для себя. Он был так мал, что ему не было дела до законов стаи, которую он еще и в глаза не видел.

Каждый день, просыпаясь среди ночи, он находил у самого носа кусок мяса, какой ему припрятала мать. Почему? Он не знал. Не понимал, зачем именно ему нужно было стать сильнее других волчат, скорее вырасти. Это знала лишь волчица и делала все, что могла. Слабому, белолобому не выжить, лишь сильный сможет постоять за себя перед стаей, встречи с которой никому не избежать.

Прошло еще две недели. Волчата стали выходить из логова в тундру. Там играть интереснее и на солнце погреться можно. Наблюдая за малышами, волчица отметила, что белолобый самый серьезный из всех. Он первым просыпался. Раньше других уходил в тундру. Быстрее других понял, что к чему. А вскоре уже сам себя кормил. Первой его добычей стал зайчонок. Его он съел целиком. А потом и взрослого зайца поймал. Половину одолел. Вторую в логово принес. Не спрятал про запас, как делают волки. По-собачьи честно поделился. Положил добычу перед волчицей. Мол, поступай как хочешь. Та отдала мясо волчатам. Они не смогли сами поделить. Передрались меж собой. Волчица, рыкнув, угомонила их.

Вскоре и других волчат стала кормить тундра. Но никто из них не принес часть добычи домой. Никто не захотел делиться с другими. Лишь их раздутые, сытые бока говорили о многом. Один белолобый время от времени, когда ему везло, не забывал о волчице, не допуская притронуться к добыче волчатам. Рыча, отшвыривал их.

Волчица несколько раз видела, как промышлял в тундре белолобый. Он не бежал туда напролом, как другие, распугивая далеко вокруг все живое. Шел тихо, прячась за кустами и кочками, вынюхивая следы, и, найдя то, что искал, ложился и долго, не шевелясь, ждал. А когда заяц выскакивал из норы, белолобый, не давая опомниться, тут же нагонял, хватал его, не давал повернуться на спину. Его никто не учил, сам понял, что косой может даже взрослому волку распороть живот. Осторожность, смекалка — сытно кормили белолобого. Не полагаясь на волчью удачу, он пользовался собачьей хитростью, и та нередко выручала.

Другие волчата охотились иначе. Не осторожничали. Поэтому порою целыми днями гонялись за зайчатами, а к вечеру нередко возвращались в логово злые, усталые и весь следующий день раскапывали мышиные норы. Хоть и не сытно, но надежно.

Белолобый не ел мышей. Как все собаки, брезговал ими. Когда не везло на зайцев, искал в тундре облинявших, еще не оперившихся куропаток. Глотал он их целиком. Убежать им от него никогда не удавалось. Однажды белолобый даже загнал в болото олененка. В трясину. Там с ним расправился.

Потом по кускам перетащил то, что болото не успело отнять. Три дня вместе с волчицей ел.

Волчата не догадывались, что волчица белолобого любила больше всех. За отметину ль белую, предвещавшую черное будущее, иль за свое прошлое, но только и повзрослевшего вылизывала она его ночами, будто был он у нее один-единственный. Забывая о других, его одного берегла от бед, зная, что остальные теперь и сами выживут. Их примут в стаю. Они — волки. А этот… Что ждет его? Если не порвет стая, будет жить в тундре один всю жизнь? Гонимый и волками, и собаками. Горестной тенью пройдет по тундре, чужой всем, не нужный никому…

Волчата никогда не уходили в тундру вместе. Охотились порознь. Всяк сам для себя. Когда везло, возвращались веселыми. Если выпадали неудачные дни — хмуро прятались в норе, долго ворочались в кромешной темноте, успокаивая урчащие животы.