Напоминание о памяти вернуло к сну. Или к кошмарному видению. Чем бы это ни было, оно вызвало мелкую судорогу по всему оживающему телу. Перед глазами отчетливо возникли образы шепчущей бабки Прасковьи и еще… перекошенного гримасой боли лица матери. Они стали накладываться один на другой, вытягиваться, увеличиваться в размерах, заполняя собой все свободное пространство маленькой палаты… Римма закричала, совершенно не понимая, явь это или продолжение кошмарного сна. Но вместо крика вырвался лишь слабый стон, тут же отозвавшийся в голове острой болью.
Попискивание странного прибора перешло в сильный непрерывный зумер. И почти сразу распахнулась дверь палаты…
— Вот и хорошо, вот и умница, — ласково говорила склонившаяся над кроватью молодая женщина. На ней были белые халат и шапочка. Лицо улыбалось, и от улыбки этой повеяло теплом. — Пришла наконец-то в себя. Сильная девочка!
Римма продолжала всхлипывать и тяжело дышать.
— Ну же, что ты, что? Перестань… — Рука вошедшей женщины нежно гладила ее по щеке. — Успокойся, милая. Все уже позади.
Римма не понимала, что позади и почему ей нужно из-за этого успокоиться.
— Где я? — с трудом выговорила она.
— В больнице, конечно. В очень хорошей больнице, — так же ласково ответила женщина в белом.
— До-олго? — на большее у Риммы не хватало сил.
— Около месяца.
— М-ме-сяца?!
— Да. И это просто чудо, что ты вернулась к нам.
— К-к-кому?!
— На этот свет, конечно, глупенькая! — Женщина вытерла салфеткой выступившие на Риммином лице капельки влаги. — Тебе нельзя волноваться и много говорить. Отдыхай пока, набирайся сил. Они тебе скоро понадобятся.
5
Спустя два дня Римма уже могла сносно говорить и реально воспринимать окружающее. Изольда, так звали медсестру, дежурившую, когда она вышла из комы, рассказала обо всем, что случилось за последние двадцать четыре дня, — а именно столько Римма пробыла без сознания, между жизнью и смертью. И услышанное не обрадовало. Да и как в ее нынешнем положении можно было чему-то радоваться? Разве тому, что как-то выкарабкалась.
Со слов Изольды Римма узнала, что ее катер, вылетевший на полном ходу на берег, взорвался и, соответственно, разлетелся на мелкие кусочки. Из чего следовало, что выяснить причину аварии не представлялось возможным. И если бы Римму не выбросило за борт во время удара о сушу или валун буквально за считанные секунды до взрыва, она разделила бы с катером его участь.
— В рубашке родилась — так отозвалась Изольда о счастливом Риммином спасении.
Впрочем, счастливым его назвать было нельзя. Ее обнаружили прибывшие на место катастрофы спасатели в двух десятках метров от центра взрыва. Обгоревшие обломки были разбросаны в радиусе пятидесяти метров, и Римму спасло только то, что частично она упала в воду, почти у самого берега. В противном случае ее могло основательно накрыть какой-нибудь отлетевшей частью катера. Вода смягчила смертоносный дождь, и все-таки то, что она не попала в эпицентр взрыва, сыграло, безусловно, основную роль в ее чудесном спасении.
Но если бы этим все ограничилось!
Упала она неудачно: сломала левую руку и ребра, но самое неприятное — ударилась головой о камень. Последнее послужило причиной ее почти безнадежного состояния. Единственное место поблизости, где еще оставался шанс ее спасти, была частная клиника «Хаузер», и спасатели доставили ее туда. И хотя руководство клиники не практиковало оказание помощи в подобных ситуациях, Римму прооперировали, наложили гипс и оставили у себя, подключив необходимые для поддержания жизнедеятельности организма аппараты. Все дальнейшее было неинтересно: двадцать четыре дня она пребывала в подвешенном между жизнью и смертью состоянии. Но в конце концов молодой и здоровый организм победил.
— А Виктор? Где Виктор? — были ее первые внятные слова после столь долгого вынужденного молчания.
Изольда, дававшая ей в это время таблетки, склонила набок голову и хладнокровно уточнила:
— Виктор — это кто?
— Как кто?! Это молодой человек!
— М-мм. Может быть, он… в Москве?
— В Москве?!
— Ну да.
— Почему в Москве?
— А где ему еще быть? Ты же сама из Москвы?
— Ну, вообще-то… — растерялась Римма. — Но как же так, как же так? Я же тут! А он… он там…
К горлу подступил комок, а сердце будто бы остановилось. Она прислушалась к себе: нет, едва-едва, но работает. Изольда, увидев ее побледневшее лицо, засуетилась:
— Да не волнуйся ты так, родная! На вот, выпей лучше. — И, почти силой протолкнув в Римму какую-то беленькую таблетку, поднесла ко рту стакан воды. — Вот станешь лучше себя чувствовать — позвонишь кому захочешь. Я тебе телефон в палату принесу.
— Правда? — проглотив лекарство, выдавила Римма.
— Ну конечно…
— А Виктор звонил сюда? Узнавал обо мне?
— С этим вопросом не ко мне. Это наш доктор должен знать.
— А когда…
— Будет тебя осматривать, тогда и спросишь, — мягко перебила ее Изольда. — А сейчас отдыхай. Никуда твой Виктор не денется.
Но Римма ощутила вдруг, как тревожно стукнуло сердце.
6