Запоздалый суд (сборник)

Зимой день короток, и пока мы сидели у печки в свете пламени, окна в библиотеке померкли, посинели, нас окружал таинственный уютный полумрак, и не хотелось уже ни шутить, ни толковать о неравноправии мужчин и женщин (в доказательство того, что мужчин следует костерить на каждом углу, Люся даже принесла какую-то брошюрку, где была изложена история «женского движения» и говорилось о том, как две девицы были приняты на службу в акцизное управление Херсонеса и что из этого получилось). Все это казалось чем-то далеким и ненужным, все это не имело к нам отношения, а хотелось просто сидеть молча и глядеть на жаркие угли.

— Бог с ним, с этим движением. — И я обнимаю Люсю, и так мы сидим перед печкой.

Вот уже и дрова прогорели, уже белые угли подергиваются темным налетом, и надо бы закрыть трубу, как положено истопнику…

— Люся, — говорю я, — а ведь я пришел тебе сказать…

Я чувствую, как она насторожилась в ожидании.

— Я пришел сказать… — Но отчего мне так трудно вымолвить вслух то, что в душе я решил?..

— Ты уже сказал. — И она еще тесней прижимается ко мне. — И я… я тоже тебя люблю, Саш…

— Нет, я пришел сказать: ты бы пошла за меня замуж?

Она долго молчит.

— Ах, Саш!.. — И даже слегка отодвигается от меня. — Я… Я чего-то боюсь, ведь эта семейная жизнь… Ты знаешь…

Я понимаю, о чем она хочет сказать: о своей жизни о Генкой, но это мне не важно, это меня не касается, мне наплевать, что там у нее было с Генкой, ведь я не маньяк, не филистер какой-нибудь!..

— Все зависит от того, любим мы друг друга по-настоящему или нет.

— Да ведь семейная жизнь может перемолоть всякую любовь, даже трижды настоящую.

— Откуда ты все это знаешь? Из книжек своих? Да сейчас я их все в печку покидаю, гори они синим пламенем!..

— Нет, Саш, не из книжек, а по людям. — И она грустно улыбается. — Ты еще не видел моего отца.

— А что это за зверь такой?

— Да он, как и Генка, свихнулся на семейном вопросе и теперь поедом ест меня за то, что я ушла от него. И маму извел окончательно, просто хоть из дому беги.

— Но маме-то за что попадает?

— За то, что она испортила меня книгами разными. Его бы воля, он всех бы заставил выучить наизусть одного своего любимого Томаса Мора. Да был такой утоиист, и вот отец на нем свихнулся, вернее, на его теории любви при социализме. Смешно сказать! Отец мой добрый и наивный человек, образование самое поверхностное, и вот наткнулся на Томаса Мора, и открылись ему сразу все «секреты» мира, а главный «секрет» в том, что если женщина вышла замуж, она должна весь век свой любить его и жить с ним. И вот он гонит меня обратно в Кабыр…

— И правильно делает! Твой отец сердцем чует, что счастье твое в Кабыре. Он просто еще не знает, что и я живу в Кабыре!

— А если ты перестанешь меня любить? — серьезно спрашивает Люся.

— Да мне просто некогда будет перестать тебя любить!

— Посидим лучше молча да погорюем о картошке, которая превратилась в угольки. Очень вкусная была картошка!..

И мы опять сидим обнявшись. И как хорошо — поговорив о теориях, забыть о них и жить так, как хочется!

Вот и Люся, точно подслушав меня:

— Я все время пытаюсь пойти против своего сердца, и почему-то мне часто делается так страшно, что кажется — сойду с ума… И почему нельзя увидеть, какое у у нас будущее?

— Самое прекрасное, — говорю я. — Самое прекрасное… Только поменьше читай теории да побольше слушай свое сердце…

8

А Бардасов опять исчез, и опять звонки: снаряди две машины на станцию за цементом, из «Победы» приедут за соломой и привезут элитный ячмень, надо принять… Какая «Победа?» Какой ячмень?.. Все эти «операции» с куплей-продажей, с менами-обменами я плохо понимаю, тем более что Бардасов по телефону не много-то и объяснит, однако Михаил Петрович в этом деле знаток тонкий, хотя и он не может сказать, где эта «Победа», в каком районе — в пашем такой нет.

Но вот звонок из самого Горького! Надо, говорит, подобрать пятнадцать человек для временной работы на Горьковском автомобильном заводе, а за это они капитально отремонтируют нам две автомашины!

— Будут как новенькие, как новенькие! — кричит радостно в трубке голос Бардасова.

Оказывается, подобные «командировки» колхозников в «Серпе» не в новинку! Ну и ну!..

А тут еще Граф со свадьбой! Пришел ко мне в партком хмурый, расстегнул полушубок, ногу на ногу закинул, бьет перчаткой по колену:

— Нехорошо вы поступили, Александр Васильевич…

— Сам знаю, что не очень хорошо — сбежал, можно сказать, да так получилось, что делать…

— Под давлением общественного мнения, — усмехается Граф.

— Кроме того, ты ведь собрался жениться, так что рано или поздно мне все равно бы пришлось сматывать удочки.

— Говорят! Вот деревня! Ты только подумал, а тут уж говорят!

— Но ведь так оно и есть, а?

Он молчит, бьет перчаткой по колену.

— Да. — И улыбнулся смущенно. — Решил еще разок попытать.

— И свадьба уже назначена?

— Да. И просьба у меня к вам такая: будьте на моей свадьбе хыйматлах-атте[Хыйматлах-атте — посаженый отец.].