Читаем Запоздалый суд (сборник) полностью

Федот Иванович почувствовал, как в нем начинает закипать раздражение против бригадира: «Остальным попятно, один ты непонимающим себя выставляешь!»

— Запрещать не надо, по… — тут Федот Иванович поднял указательный палец и сделал паузу. — По уход за домашним скотом не может быть уважительной причиной для невыхода на колхозную работу. И вообще никакую другую причину нельзя считать уважительной! Колхозное производство — вот главное, вот что для всех — от председателя до последнего колхозника — должно быть самым уважительным!

Федот Иванович все больше распалялся, и голос его уже гремел так, словно он выступал на многолюдном собрании.

— Вы знаете, — взяв тоном пониже, продолжал он, — что в последнее время я многих оштрафовывал. Но и штраф, как я погляжу, уже перестает на людей действовать. Кое для кого и председатель — не председатель, и бригадир — ноль без палочки. Возьмем, к примеру, Розу Полякову. На работу выходит редко, когда ей вздумается, а на двоих с ребенком имеет тридцать пять соток огорода. И что, может, она чувствует себя перед колхозом в долгу? Куда там! Языком работает за пятерых. Как только не обозвала меня: и улбутом, и голодным волком. Вы слышите? Меня до сих пор — не то что эта соплячка — пикто не оскорблял подобными словами.

Тут Федот Иванович опять сделал паузу, поочередно посмотрел на членов правления и остался недоволен. Только что сказанное им, увы, не произвело должного впечатления. Разве что Егор Иванович сочувственно поморгал ему.

— Вчера бухгалтерия составила список. Всего в нем шестьдесят семей. Но большинство тут таких, где мужики шабашничают на стороне, а их жены все же работают в колхозе. Да и у шестидесяти хозяйств отрезать наделы невозможно. А вот у двенадцати семей я предлагаю землю отобрать, чтобы другим неповадно было. По этому вопросу я и собрал правление.

— Вопрос о лишении приусадебных участков правомочно решать только общее собрание, — первым высказался Алексей Федорович.

— Если правление примет такое решение, можно но сомневаться — собрание поддержит его, — ответил Федот Иванович.

Ответить-то он так ответил, по про себя подумал, что ведь этот дотошный отставной майор в сущности прав, и чтобы не лезть на рожон и не обострять спор, предложил более мягкое, компромиссное решение.

— Ладно, сейчас всех касаться не станем, по чтобы и для них, и для других был наглядный поучительный пример — у Розы Поляковой огород отрежем. Вот так. Кто за то, чтобы Поляковой оставить пятнадцать соток, прошу поднять руку.

Сказав это, Федот Иванович сам же первым поднял руку. За ним подняли Егор Иванович с Александром Петровичем, а потом — медленно, неохотно — и Вася Берда нкин.

— Что за спешка? Куда мы торопимся? — запоздало спросил Алексей Федорович. — Я против. Я знаю Розу… да что я — все вы хорошо знаете Розу. Разве это плохая работница? А что в прошлом году она не выполнила минимум — так опять же все мы знаем по какой причине: грудной ребенок на руках, а тут еще и отца разбил паралич. Разве не так, Егор Иванович?

— Так-то оно так, — смущенно заморгал бригадир. — Но один не будет работать, другой не выйдет…

— Ты, Алексей Федорович, хочешь показаться добрым перед людьми, — Федот Иванович поднялся с кресла, оперся о «стол крепко сжатыми кулаками. — Получается так, что ты добрый, а мы все — волки, ты рассуждаешь правильно, а мы — хоть нас и четверо — мы все ошибаемся. Не много ли берешь на себя, не слишком ли умным себя ставишь? Или своей маниловской добротой хочешь авторитет у колхозников завоевать?

— Я, Федот Иванович, достаточно повоевал за Родину, — спокойно ответил бригадир. — А авторитет… надо ли за него вообще воевать-то? Авторитет надо зарабатывать. Как умею, работаю… Ну, да не обо мне речь. Речь у нас поначалу шла вроде бы о лодырях, подрывающих трудовую дисциплину. И против настоящего лодыря я бы вместе с тобой проголосовал, рука бы не дрогнула… Но начали мы разговор о злостных лентяях и шабашниках, а свели — не кажется ли это тебе, да и всем вам, мужики, не очень серьезным? — свели к попавшей в беду женщине… Нельзя так, Федот Иванович, нет такого закона. К тому же и ее самое на заседание не вызвали. Это — нарушение колхозной демократии.

Федот Иванович понимал, что если ввязываться в спор с бригадиром по всем статьям, то он не только не сможет доказать свою правоту, по и будет выглядеть неправым в глазах остальных членов правлении. И чтобы закончить дискуссию, сказал:

— Демократия сейчас нередко идет во вред делу, потому что кое-кто слишком вольно ее понимает, — и уже тоном, не допускающим возражения, добавил: — Решение принято, не будем топтаться на месте… Ты, Егор Иванович, отмерь пятнадцать соток, а остальную землю оставь для приготовления компоста. Распорядись, чтобы на огород Поляковой нынче же начали возить навоз.

— Ладно, — вяло, неопределенно отозвался Егор Иванович. Видно было, что хоть и не очень хочется выполнять это председательское указание, но в то же время и перечить Федоту Ивановичу он не привык.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза