Читаем Запоздалый суд (сборник) полностью

— Вот мы что сделаем… Веспа нынче идет сухая, так что под лопату картошку сажать — как бы потом не выгорела… Вы пока сделайте небольшую передышку, а я пошел в свою бригаду, и если не через двадцать минут, так через полчаса… — тут Алексей Федорович по старой армейской привычке взглянул на часы и уточнил: — в шестнадцать ноль-ноль здесь будет конь с плугом. Под плуг и посадите.

— Тогда на пиво вечером приходите, — попросила Роза, и Алексей Федорович увидел, что у нее в глазах стояли слезы.

— Так лопату-то мне не дали, — отшутился он, — не за что меня и пивом угощать…

<p>8</p>

Быстро, незаметно проходит время в застолье. Да в лесу и темнеет раньше, чем в поле. Так что когда собрались в обратный путь и стали складывать посуду, то Васе Берданкину пришлось фарами машины осветить поляну.

Незаменимый человек Вася на таких гулянках! Сколько бы ни пришлось ему выпить за столом — свое дело он знает. И еще не было случая, чтобы с какими-то приключениями доставил охмелевшую компанию домой. В любом состоянии, по любой дороге ведет машину аккуратно, спокойно. Говорят, восемьдесят процентов всех дорожных аварий происходят по причине невоздержанности сидящих за рулем. Много ли, мало ли выпьет человек и — всей ступней жмет на акселератор, из тихого и осмотрительного превращается в лихача. У Васи все наоборот: чем больше выпьет, тем тише ведет машину.

Вот и сейчас, пока выбирались из леса, Вася ехал со скоростью черепахи, и ни разу не то чтобы там на дерево — на кустик не наехал. А чтобы не заплутать в ночном лесу — по своему же собственному следу и вел машину. И уж только когда выехал на луг, прибавил газу.

Мелкая и крупная мошкара летит на свет фар, ударяется о ветровое стекло, и — закрой глаза — кажется, что капли редкого дождя бьют но машине. Мошкары особенно много здесь, в пойменных лугах.

Рядом с Васей сидел осоловевший, подремывавший Александр Петрович. А на заднем сиденье расположились Федот Иванович с Шурой.

До чего же нетерпеливая эта Шура! Ну, подождала бы немного, скоро доедут, так нет, обняла председателя за шею, словно боится, что он может выпасть из машины. Мало что обняла, качнет машину — норовит в этот момент к нему тоже качнуться и поцеловать. Эх, Шура, Шура!..

Вася свое водительское зеркальце поставил так, что в нем хорошо видно, что происходит на заднем сиденье. Он и на дорогу глядит, и в зеркальце нет-нет да посмотрит.

Удивляет, если не сказать восхищает Васю смелость, нестыдливость Шуры — все ей трын-трава. И где только набралась она этой смелости?.. Где, уж конечно, не в Хурабыре. Еще молодой девчонкой завербовалась Шура вскоре после окончания школы на стройку и попала не куда-нибудь — в Москву. Приезжала в отпуск — чик, брик, все на ней по самой последней моде… Видно, тогда, в те годы, и набралась она городских замашек. И по сей день одевается почище сельских учительниц. Остались у нее в Москве подруги, нет-нет да посылочки со всякими модными кофточками да туфельками пришлют. Денег у нее хватает. К тому же и председатель балует. А и так скажешь, что такую и побаловать не грех. Шура не чета деревенским девчонкам, которые строят из себя этаких неприступных недотрог. Не понимают, дуры, что молодость и жизнь даются только раз. А Шура понимает и ни в чем себе не отказывает, никаких запретов не признает. Всяко по деревне за глаза о ней те же девки да бабы судачат: и такая она, и сякая. А Шура и ухом не ведет на эти разговоры, плевала она на них, все ей — и все эти бабьи сплетни в том числе — трын-трава…

Опять взглянул Вася в зеркальце. Тьфу ты, чертова баба — опять целуются…

Показались огни Хурабыра.

Не въезжая в деревню, Вася повернул к крайнему Шуриному дому. Агроном быстренько выскочил из машины и скорым шагом — во двор, чтобы открыть ворота.

Вася въезжает, председатель с Шурой вылезают из машины, оглядываются: вроде бы никто не видел, и заходят в дом. Тогда только Вася выводит машину со двора, Александр Петрович закрывает ворота, и они едут дальше.

Вот и дом агронома. Облегченно вздохнул — слава богу, гулянье кончилось! — Александр Петрович выходит из машины. Уже не первый раз замечает Вася: почему-то не доставляют большого удовольствия агроному «рыбалки» вроде нынешней. То ли еще не втянулся, то ли смаку в этом не понимает…

Пассажиры развезены по домам. Теперь можно и в гараж.

Но вот уже и машину поставлена, и ворота гаража закрыты, водителю тоже можно идти домой, а он что-то медлит, что-то не торопится. Сел на лавочку, что тянется вдоль стенки гаража, курит.

Дома уже привыкли, что Вася частенько возвращается лишь в полночь, а то и вовсе перед рассветом. В первое время жена ругалась, устраивала сцены, а потом то ли увидела, что толку от этой ругани мало, то ли посчитала, что переживать поздние возвращения мужа себе же дороже, по только в конце концов махнула рукой: пусть пошляется, перебесится, пусть жирок порастрясет. Уж если пятидесятилетний Федот Иванович, говорят, к чужим похаживает, надо ли строго с молодого-то спрашивать?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза