Запоздалый суд (сборник)

Но прошел бригадир десять, двадцать шагов, и полезли в голову совсем другие мысли. Хоть он и сказал сейчас, что жалеет Розу, а ведь разобраться, не первым ли и заварил всю эту кашу? Не включи он Розу в тот злополучный список невыполнивших минимум, как знать, может, Михатайкин бы и не вспомнил про нее… Зачем он вписал Розу в список, кто его за руку тянул? Или старое чувство зависти и, что ли, рабочей ревности в нем шевельнулось в ту минуту?.. Когда Роза была у него в помощниках, и Михатайкин к месту и не к месту хвалил Розу, а его частенько обзывал Теленковым, Ягур Иванович побаивался, как бы помощник со временем не занял его место. Да и не разукрупнись комплексные бригады, может, так оно бы и получилось. Вполне могло бы так получиться… Вот с тех пор и осталось у Ягура Ивановича не очень-то доброе чувство зависти к легкой на руку и, как ему казалось, удачливой Розе.

Оно, конечно, если уж говорить откровенно, не надо бы давать волю тому недоброму чувству. Но и кто зпал, что дело примет такой крутой оборот?.. А с компостом он не будет торопиться. Как бы в дураках не остаться. Алексей Федорович вон как взъерепенился, чего хорошего, еще привезет секретаря райкома, начнут разбирать и его же, бригадира, в первую очередь и обвинят. Ягуру Ивановичу уже не раз приходилось убеждаться, что начальники почему-то всегда оказываются правыми, даже если и проштрафятся, а вот бригадиру или трактористу оправдаться бывает куда труднее… Компост — дело хорошее. Но что, кроме Розиного огорода, и земли нет? Да вон рядом с хмельником же небось с полгектара пустует. Пусть Вася Берданкин тот пустырь распашет, а он туда торф с навозом и повезет…

После ухода бригадира женщины еще немного посудачили, а потом тоже начали расходиться по своим домам, по своим делам. Наказав Розе в таком-то случае делать то-то, а в таком — то-то, пошел домой и дед Ундри.

Он тоже шел довольный собой, гордый, почти счастливый. Ловко же он обвел вокруг пальца, а потом и вовсе оставил в дураках этого не в меру зазнавшегося в последнее время михатайкинского прихвостня Васю Берданкина! Будет знать, будет теперь долго помнить деда Ундри, молокосос!.. И Ягура Ивановича тоже он отчитал что надо. Не за глаза, не втихомолку, а при всем честном народе. Пусть тоже знает деда Ундри и пусть не стелется перед Михатайкиным, как трава под ветром!..

Вот только одно нехорошо получилось: когда бригадир начал выгораживать Михатайкина, дед не нашелся что ответить бригадиру. В чем тут дело? Или на ум сразу ничего не пришло, или… или, может, бригадир, если уж и не во всем, но в чем-то все же прав? Тут, пожалуй, не мешает и подумать.

Пыльной бурей налетели не только на Розу, но и на деда Ундри события последних дней. И вышло так, что все, что было до этого, всю прежнюю жизнь тем пыльным облаком на время словно бы закрыло. А вот теперь буря вроде бы пронеслась, облако начало оседать, и если из нынешнего дня оглянуться во вчерашний, кое-что видится уже по-другому. И тот же Федот Иванович Михатайкин видится не только в одну черную краску вымазанным…

С огорода, которым дед Ундри подходил к дому, хорошо видна была среди зелени ветел белая шиферная крыша избы и двора. И деду вспомнился разговор с председателем колхоза не пятилетней ли — да, пятилетней! — давности об этой самой крыше.

— Не пришло ли время, Андрей Петрович, солому с крыши сбросить? — опросил его тогда Михатайкин. — А то весь вид деревни портит. А заодно не мешало бы, пожалуй, и подгнившие венцы новыми заменить…

Строилась изба в первые послевоенные годы, строилась кое-как и кое из чего — откуда тогда было взять хорошего материала. А на крышу его и вовсе не хватило, пришлось соломой крыть. И уж давненько и сам дед Ундри подумывал, как бы сгнившую солому на избе заменить тесом, а еще лучше шифером или железом, да все управка не брала. Если какие деньги в дому и заводились, они шли на детей. Две дочери у деда Ундри, и обеих хотелось выучить, и, значит, постоянно им надо было помогать. Вот солома и догнивала свой век над избой. Так дед Ундри и ответил председателю.

— Плохо ли бы солому настоящей крышей заменить, да только где ее возьмешь, да и денег она немалых стоит.

— А мы тут на правлении покумекали и за добросовестную твою работу в колхозе решили бесплатно и лесу на подгнившие венцы, и шиферу на крышу отпустить. Вот так.

Как и нынче Ягуру Ивановичу, так и тогда председателю долго ничего не мог сказать дед Ундри. До самого сердца тронули его слова Федота Ивановича. И не только тут дело в бревнах да шифере было — честь, которая ему была колхозом оказана, честь больше всего ему сердце порадовала. Значит, не зря он жизнь прожил, не зря и в войну, и в тяжелейшие послевоенные годы своим потом землю поливал и нередко за свою работу ничего не стоящие «палочки» получал. Значит, оценили его честную, добросовестную работу!