Запоздалый суд (сборник)

Ничего хорошего от нынешнего собрания он не ждал. Это так. Но и в то же время мог ли он ожидать, что все примет такой скверный для него, такой убийственный оборот?! Этот — будь он неладен! — отставной вояка придумал какой-то отчет и выставил его, как огородное пугало, на посмешище перед коммунистами. И чуяло его сердце, что отчет — это только предлог, зацепка. Позвонил Валентину Сергеевичу, а тот, вместо того чтобы его поддержать, поддержал парторга: «Раз выносят такой вопрос на повестку дня — надо отчитаться». Покипел день-другой, повозмущался, а потом — куда денешься? — пришлось сесть за устав. Но легко сказать: сесть. А сколько всевозможных пунктов в нем? И получается так, что если все пункты точно выполнять, то человек должен быть святее любого святого…

К отчетному докладу на колхозном собрании и то, пожалуй, подготовиться было легче, чем к нынешнему партийному. Как и всякий умный человек, Федот Иванович знал свои уязвимые места и почел за самое правильное не касаться их, а обойти молчанием. Да и на то он рассчитывал, что не могут же помнить люди все «обязывающие» пункты из устава. Коммунист обязан то, коммунист обязан это… да мало ли что он обязан!

И расчет был вроде бы правильный: поначалу собрание шло тихо, мирно. Как знать, может, так же тихо оно бы и кончилось, не прицепись этот отставной вояка. По нему получалось, что устав — это что-то вроде рамки, вот он и начал примерять к этой рамке председателя колхоза. Не умещается председатель: тут рука торчит, там плечо выпирает, а здесь председательский крутой характер опять же за рамку вылазит. И по этому пункту председатель не больно хорош, а по тому и вовсе никуда не годится… Считает себя умным, а того не понимает, что надо не буквы устава держаться, а духа его!

Ну, да и так сказать: поделом. Поделом дураку! Бригадиром поставил, членом правления сделал, думал опорой будет во всех делах и в наведении дисциплины в том числе. Да и как по-другому можно было думать-гадать: ведь, можно сказать, друг юности!.. Вон он каким другом оказался: пулей вошел в душу, а разрывной вышел. Заставил краснеть, как мальчишку… И уж про дружбу-то хоть бы промолчал — нет, видишь ли, Михатайкин эту самую дружбу понимает превратно. И про Шуру — тоже бы ни к чему ему разглагольствовать. Что знает? А если бы даже и знал — что ж тут запретного. Если есть в тебе сила — разве любовь запретна?..

Федот Иванович шел улицей села, ее асфальтированной серединой. Шел, не размахивая по обыкновению своими длинными руками; крепко сжатые кулаки гирями лежали в карманах плаща. А во всем теле чувствовалась какая-то непонятная слабость. Время от времени раздававшиеся в ночной тишине голоса и смех идущих где-то сзади людей словно иглами вонзались в его спину («Не обо мне ли судачат, умники, не меня ли высмеивают?!»). От только что пережитого волнения во рту горько и сухо. Федот Иванович облизывает губы языком, глотает сухую слюну, но она словно бы застревает в горле. Старый асфальт потрескался, размылся вешними водами, и ноги нет-нет да и попадают в ямы и промоины, и это тоже почему-то угнетает его, будто не привык он ходить по неровным полевым дорогам.

Все его сейчас гнетет, все бьет по натянутым, как струна, нервам. Ему хочется ругаться, хочется кричать. Кричать в полный голос, чтобы все село слышало, все село знало, как его только что незаслуженно обидели. «Так ли надо благодарить меня за все мои труды, люди?! Тем ли надо мне платить за то, что я вас не только всех досыта хлебом накормил, но и в богатые вывел?»

Несколько секунд он идет с полузакрытыми глазами. Сотни искр загораются впереди и словно бы сыплются из полуприкрытых глаз на землю. И Федоту Ивановичу кажется, что это искры обиды, и потому они летят на землю, что только она принимает его обиду, только она понимает его боль. Земля, которую он любит, и за которой заставлял ухаживать своих односельчан, как за малым ребенком… Земля его понимает, а вы — вы, люди, почему не хотите понять?!

Ему снова видится секретарь райкома, а в ушах словно бы еще звучат горькие несправедливые слова:

«Колхоз «Славу» знают не только в районе, но и в республике. И кому не известно, что успех или отставание колхоза во многом зависит от председателя. Прославился ваш колхоз, вместе с ним прославился и председатель. Тут все правильно, все так и должно быть. Тому, кто старается, кто не жалеет сил на общее благо — тому и партия и парод воздает по заслугам. Но свои заслуги надо еще уметь правильно оцепить и самому заслужившему их. Умному руководителю никакая слава голову не вскружит. Мы, коммунисты, живем и работаем не ради славы. Мы живем для народа и работаем не жалея сил, чтобы его жизнь сделать счастливой. И стать над народом, оторваться от него — это значит потерять из виду главную цель, утратить смысл своей работы, каким бы талантливым руководителем ты ни был. Недаром в пароде говорят: «Кто мнит себя великим, тот оказывается маленьким…»

Все это правильно, секретарь, но только уж очень похоже на передовицу в газете, а газеты мы и сами читаем…