Запоздалый суд (сборник)

Тонкое, сложное дело — растить хмель. На что уж Розе знакомы все тонкости, а все равно год на год не приходится, урожай получается то такой, то такой. А в прошлом году почти и совсем без урожая остались, Роза против обычных десяти пудов собрала лишь всего полтора пуда шишек: хмель побил град. Да, да, град не только хлебам, но и хмелю страшен ничуть не меньше.

Хмель — растение хрупкое, нежное. Особенно осторожно с ним надо весенней порой, когда он выпускает свои нежные побеги. Нынче Роза изреживала лишние, слабые ростки и завивала на шпалеру те, что посильней. И так-то бережно приходится работать, чтобы не сломать хрупкий росток. Надломишь — он, как и дерево со сломанной верхушкой, будет долго болеть и не даст урожая.

А еще и тем кое-кого отпугивает работа на хмельнике, что оплата не очень надежная: она может быть и высокой, а может и копеечной. Дело в том, что и обрезание маток, и подвеска побегов на шпалеру, и подкормка, и многое другое колхозом никак не оплачивается. Оплата идет только по урожаю. Собрали много шишек по осени — много и получай, ничего не собрал — ничего не получишь. У Розы добрая половина участка занята ранними сортами, и ей всегда удавалось закончить уборку хмеля до заморозков. А то, бывает, ударит вдруг ночью сентябрьский заморозок, и шишки теряют свой вид, теряют сортность, и годовой труд идет насмарку…

Закончив работу на хмельнике, Роза поспешила домой.

Только умылась и разожгла очаг, чтобы приготовить ужин, как дед Ундри вместе с бабушкой Анной принесли Галю.

— У нас тут было семейное совещание, — хитро улыбаясь, сказал дед Ундри, — и на нем моя старуха согласилась сидеть с твоей птичкой все лето. Утром будем забирать, вечером приносить.

— Согласилась! — обиженно воскликнула бабка Анна. — Будто ты, старый хрен, уговаривал меня, а не сама я вызвалась сидеть с Галей.

— Ты ли, я ли — велика разница, — миролюбиво ответил дед Ундри. — Главное, что развяжем соседке руки. — И, обернувшись к Гале, добавил: — А дочка твоя, Роза, прямо на глазах с каждым днем умнеет. И уже лопочет вовсю. Правда, Галя?

— Аха, — отозвалась девочка.

— Видишь, как разговаривает! — восхитился дед Ундри. — Тебе не скучно у нас?

— Шкушно.

— Это почему же? — теперь уже огорчился старик.

— Мамы нет.

— Маме надо работать, а ты уж не маленькая. Не скучай. Завтра я тебе куклу вырежу, и она плясать будет.

— А не врешь? — серьезно спросила девочка.

Вопрос этот привел деда Ундри в полный восторг. Он смеялся, как малый ребенок, и все повторял:

— Вот ведь какая умница!

А бабушка Анна сидела спокойная и серьезная, как бы всем своим видом показывая, что она человек вполне взрослый и умный, не то что пустосмех — ее муженек.

Роза рада соседям. Рада, что они пришли вместе. И как же не угостить таких хороших людей. Она слазила в погреб, нацедила в деревянную плошку пива. Теперь его надо немножко согреть: соседи не любят холодного. Достаточно! Можно и на стол ставить.

Дед Ундри пьет маленькими глотками и каждый глоток какое-то время держит на языке, чтобы получше распознать вкус напитка.

— Хо-орошее! Точь-в-точь как мать-покойница варила.

— Да, славное она варила, царство ей небесное, — вздыхая, подтверждает и бабка Анна.

Для себя с Галей и для бабки Роза готовит яичницу. А для деда Ундри ставит на стол домашний сыр. Она знает, что старик яйца ни в каком виде не ест, для него любимое лакомство — сыр. Сыр солоноват, и его очень хорошо запивать пивом.

После второго стакана щеки бабушки Анны зарумянились, как у молодой девушки, и все лицо словно бы помолодело: значит, крепка еще старушка! А дед Ундри, слегка захмелев, ударяется в воспоминания. И все, что было когда-то, сейчас ему видится таким светлым и хорошим, будто в его прошлой жизни не было ни невзгод, ни лишений.

— Хорошо, дружно мы жили с твоим отцом, Роза. Он был мастак по кузнечной части, а я — но лошадиной. Потому я в войну и в обоз попал. Обоз! Вроде бы самое последнее дело, ни чести обозникам, ни славы. Но кто сам на фронте был, кто про войну знает не по книжкам да кино, тот знает, что и нам доставалось ой-е-ей! Много ли навоюешь без снарядов и патронов? А без еды? Кто подвозил на передовую и снаряды и пищу? Мы, обозники. На наших хребтах война ехала… Обоз! А я дважды в окружение попадал да один раз от немецкого десанта отбивался. Вот тебе и обоз!.. Ну, да что говорить…

Дед Ундри на минуту умолкает. Это, может быть, к тому ему сейчас вспомнилась фронтовая служба, что Ванька Козлов как-то вроде бы в шутку попрекнул старика обозом. А того умник Ванька не сообразил, что в войну деду Ундри было уже за пятьдесят (он на семь лет старше отца Розы) и его год считался непризывным. А это значит, что пошел Андрей Петрович на фронт добровольно. И видно, неплохо воевал, если вернулся с золотой полоской на погонах и серебряными медалями на груди. Помнится, маленькая Роза любила трогать рукой медали и слушать, как они позванивают…

Дед Ундри дотягивает свой стакан и поднимается из-за стола.