Запоздавшее возмездие или Русская сага

-- Пусть приезжает. Только в коттедж войдет один и без оружия. Обшмонаем. Для гарантии посадим за оконные портьеры пехотинцев с автоматами. Мы с Дегенератом станем за дверью гостиной... Все дела.

-- Больно уж легко у тебя получается. Обшмонаем, посадим в захоронке пехотинцев, - передразнил Прохор. - Грач, небось, просчитал все варианты стрелки. Он, не в пример вам - хитроумная животина, его так просто не взять.

Недолгое молчание. Волосатик обиженно хлюпает заложенным носом, узколобый изучает узор на ковре.

-- Когда стрелка? - интересуется он. - Не сегодня же?

-- Через три дня.

-- Успеем подготовиться...

С этих пор в многокомнатном особняке - тихая беготня. Перевешивали гардины, колдовали над запасной инвалидной коляской хозяина, передвигали мебель, перешептывались.

Через два дня, утром волосатик позвал женшину к хозяину.

-- Завтра пожалует твой муж... Бывший муж, - скривив сухие губы, уточнил Сидякин. - Ничего хорошего от этого посещения не ожидаю. Отказаться не могу. Ты будешь находиться в комнате за кухней - проводят. По монитору увидишь и услышишь все происходяшее в гостиной. Если - спокойно, вернешься в свою комнату, если - нет, Обезьяна отвезет тебя на "каблучке" в город. Верный, не раз проверенный человек.

Комнаты особняка нашпигованы датчиками, провода от них сходятся в особое помещение, доступ в которое всем, кроме двух осободоверенных шестерок, запрещен. Однажды, Прохор Назарович посвятил женщину в свою тайну, показал ей как пользоваться хитроумными приборами.

-- Можно один вопрос? - по ученически подняла руку Видова. Сидякин кивнул. - Почему вы так заботитесь обо мне?

В ответ - пятиминутное нерешительное молчание. Мнвалид даже закрыл глаза, опустил голову.

-- Любой человек грешен. Есть грехи, от которых можно освободить совесть покаянием, есть - непростительные. У меня таких - два. Теперь могу признаться. Первый - в годы войны застрелил своего комбата. Не просто командира - друга детства. Второй - убил хорошего человека, можно сказать, побратима. Людского суда не боюсь - а вот Божьего... Может быть, спасение внучки комбата станет искупление совершенных мной преступлений? Как думаешь?

Наконец-то открылся! Ольга отлично помнила бабушкины рассказы о вечном комбате, странной его гибели. Упоминалась и фамилия старшины Сидякина. Главного подозреваемого. Кажется, внучка капитана Видова случайно разгадала тайну его смерти.

-- За что вы убили моего дедушку?

-- Можно сказать, ни за что. Приказали...

-- Кто приказал?

Сидякин пуглмво огляделся, согнутым пальцем поманил к себе женщину. Прошептал.

-- Органы. Прознали, что я торговал красноармейским бельем и обмундированием, пригрозили. Пришлось дать подписку. Поначалу стукачествовал, после приказали убрать капитана...

-- Чем он им так насолил? Если провинился - арестовали бы, судили...

-- Лучшего в армии комбата судить? Ну, нет, на это не пошли.

-- Вы бы отказались...

Бывший старшина огорченно вздохнул, положил под язык белую таблетку.

-- Тогда убрали бы меня... Органы работают четко, у них - все по плану. Вот и пришлось мне... Подстрелить Семку на марше или на отдыхе не решился. В бою он завсегда впереди, а мне подставлять голову - не резон. Помог случай. Мессеры разбомбили батальонную колонну... Многие стреляли по самолетам. Неподалеку от меня стоя палил капитан... Вот я и прошил его очередью...

-- А почему так долго молчали? Признались бы бабушке - легче стало.

-- А об органах забыла? Мигом бы повязали, а то и - в распыл! А у меня

- жена, сын... Вообще-то, не буду темнить - жить хотелось

-- Так ведь давно уже тех органов нет!

-- Наивная овечка! Какая разница - НКВД, КГБ, ФСБ? Все они из одного теста слеплены, одним маслицем политы.

-- А почему сейчас признались?

-- Чую, девонька, за спиной - старуха с косой. Вот и повинился... Как думаешь, Боженька простит?

-- Может быть, - уклончиво ответила внучка вечного комбата...

* * *

Грач появился в половине третьего. Вошел в гостиную с широкой улыбкой на смуглом лице. Усаживаясь на мягкий стул напротив инвалидной коляски хозяина, пожаловался.

-- Знатно обшмонали меня твои шестерки. Даже перочинный ножик отобрали, вонючие козлы.

-- Такой здесь порядок, - безулыбчиво ответил калека. - Если бы я пришел к тебе - тоже самое. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят... Зачем приехал?

-- Сразу и за дело? Угостил бы коньячком, побазарили бы за житуху.

Белесые веки инвалида опустились, оставив щелки. Сморщенные пальцы перебирают края наброшенного на колени пледа.

-- Базарить по пустому нет времени. Занят.

-- Ну, ну, ладно. Тогда слушай. Закон рынка тебе известен: баш на баш. Ты - мне, я - тебе. Сейчас, - Валуян артистически взмахнул рукой, поглядел на швейцарские часы, - мои парни взяли архив твоего фронтового дружка. Стоит он немало - два десятка миллионов баксов. Хочешь получить его плати.

Сидякин не удивился и не испугался. Закрыл глаза, подумал. Потом посмотрел на полузакрытое тяжелой портьерой окно, перевел взгляд на дверь. Будто предупредил прятавшихся там телохранителей.

-- Увижу товар - сторгуемся. Мерзавцам на слово не верят.