Запоздавшее возмездие или Русская сага

Шло время. То - скачками, то медленной пробежкой. Подошли экзамены на аттестат зрелости, после которых Семка уезжал в военную школу, Клавка - в медучилище. Тоска и зависть грызли секретаря сельсовета, по вечерам, забившись, в построенную еще дедом, завозню, он тайком от матери плакал горючими слезами. Да и как ему не плакать, если - неудачник. Когда в деревне появится во всем блеске командирской формы, с планшеткой на боку и в фуражке с красной звездой, Видов - впору вешаться. О будущем Клавки Сидякин не думал: она - девка, завидовать ей - грешно и глупо.

Когда пришла повестка из военкомата, Прохор заколебался. С одной стороны, заманчивая будущность, вдруг удастся выбиться в командиры, получить военное образование. С другой - не хотелось менять образ жизни. Сейчас - уважение односельчан, почти самостоятельность, а что будет в армии?

В конце концов, положился на судьбу - что она наворожит, тому и быть. Молча положил повестку на стол председателя сельсовета. Тот вздернул на буграстый лоб очки в железной оправе, презрительно ухмыльнулся. На следующий день сообщил: секретарь может спокойно работать, военкомат выдал отсрочку от призыва.

Так или иначе, но сомнения Сидякина улеглись и он продолжал корпеть за своим, перегруженным бумагами, рабочим столом.

Мать не могла нарадоваться на сына. Не пьет, не матерится, всегда в работе: то в сльсовете, то - по хозяйству. Одно только мучает женщину. Почему Прошка избегает вечеринок, почему у него, как у любого взрослого парня, нет зазнобы?

-- Назар, когда ты в молодости поимел первую бабу?

Сидякин от неожиданного вопроса поперхнулся табаком-горлодером, долго кашлял, отмахиваясь то ли от густого табачного дыма, то ли от дурацких вопросов глупой жены.

-- Чегой ты вспомнила? - наконец, выдавил он из себя. - Аль ревновать

по старости приспичило?... Дай Бог память, первой я подмял здоровенную

батрачку из барского поместья. Пондравилось...

-- Сколько годков тады тебе было? - постаралась зачем-то уточнить в"едливая супруга. - Небось, осьмнадцать?

-- Шашнадцать, навроде,... К чему ты разговор затеяла?

Женщина присела на лежанку. Склонившись к мужу, горячо зашептала.

-- Прошка-то наш - будто монах, прости меня Господи. Девки мимо ходют

- прямь конфетки, што в грудях, што в бедрах - одно волнение. А молодой парень - за осьмнадцать уже, знай читает какие книжки, либо навоз лопатит. Рази это нормально? Уж не приключилась ли с Прошенькой какая болесть?

-- Приключилась! - хохотнул Сидякин. - Двумя руками согнуть не может. Вот что, баба, сходи лучше к Феньке, та присоветует. А ежели получит кусок сальца да пяток яиц - исделает. Енто лучше, чем доставать занятого мужика.

Неизвестно, чем был занят Сидякин, но совет подал он хороший. Все в деревне знают, что Фенька - на все руки: самогончиком приторговывает, наговоры совершает, согрешивших баб потрошит, мужикам в такой малости, как женская ласка, не отказывает.

Утром, едва Прохор ушел на работу, мать побежала к Феньке. В узелке, как и советовал муж, - кусок сала, каравай хлеба и пяток куриных яиц. За стоящую услугу - малая плата, но за один раз"единственный совет - вполне достаточная.

Фенька еще отсыпалась после нелгкой ночи. На пороге хаты - мужские чоботы, оставленные в спешке очередным "клиентом". Узнав о чем идет речь, Фенька сдержанно похихикала. Надо же, семнадцать лет, самое, можно сказать, время и вдруг - неустойка.

-- Знакомо дело. Треба раскупорить парня.

-- Как это раскупорить? - насторожилась "заказчица". - Резать, что ли?

Фенька вволю посмеялась, Успокоившись, жестами показала, что она собирается делать с Прохором.

За "раскупорку" мастерица запросила непомерную сумму. Такие деньги у инвалида-пенсионера никогда не водились. После долгих и горячих торгов бабы сговорились на малом - второй кусок сальца и дюжину яиц. А когда по осени забьют боровка, принести окорочек...

В субботу хозяйка жарко натопила баньку. Первой испробовала ее понравилось. Муж любит пар, да и сын тоже не отказывается. Выскочила на огород простоволосая, разрумянившаяся. Но особо заниматься собой нет времени. Подбросила в печурку несколько чурбачков и побежала в избу. Вдвоем с соседом, дружком обезножившего Сидякина, вынесли инвалида из избы и погрузили в специально приспособленную тележку. Женщина впряглась в небольшие оглобельки, поволокла ее в конец огорода.

Когда муж был раздет догола и усажен на полок, немного передохнула. Потом скинула долгополую рубаху и принялась работать веником. В основном

- по больным ногам. Вдруг березовое изделие оживит их, заставит шевелиться?

Назар блаженно похрюкивал. Игриво ухватил грудь жены, удивился.

-- Надо ж, стольких нарожала, а все еще - в силах. Приляг рядком, потолкуем ладком.

В супружеской постели - другое дело, там правит непреодолимое мужское требование. А в баньке - стыдобушка!

Женщина высвободила зажатую в клешне мужа грудь. Миролюбиво пристыдила охальника.

-- Охолонь, Назарушка. Или еще одного пацаненка захотелось. Дак уже исделанных поднимать надоть.