Запоздавшее возмездие или Русская сага

— Ба, Клавдия Ивановна! Дорогая! Нисколько не постарела, все такая же молодая и красивая! Не зря вечный комбат тогда положил на тебя глаз! Проходите, присаживайтесь… Лида, сообрази кофейку!

Усадив дорогих гостей за приставной столик, покаянно развел руками.

— Не мешало бы принять по сотне фронтовых граммулек, да вот незадача

— мы боремся за абсолютную трезвость. Не гоже секретарю райокома нарушать директивы ЦК. Вот вечерком дома, под прикрытием жены, обязательно примем… Как живешь, дорогая фронтовичка?

— Нормально… Скажи, Николай Павлович…

— Какой еще Николай Павлович? — возмущенно воскликнул секретарь. —

Для тебя я — телефонист Колька… Кто этот молодой человек можешь не объяснять. По внешности видно — сынок Видова… Будем знакомы, — протянул он Карпу пухлую потную руку. — Я с твоим отцом рядышком сражался до самой его гибели. Помню, перебьет снарялом кабель — капитан кричит, матерится. Колька, туда тебя и сюда, бегом на линию, связь нужна! А я что — простой красноармеец, сказано — сделано…

Привыкший к докладам и выступлениям перед публикой партийный босс говорил не останавливаясь. Воспоминания о фронтовых буднях изливались из него прямо-таки полноводным потоком. Попытки Клавдии вставить хотя бы одно слово напоминали наспех насыпанную плотину, которую мгновенно размывает бурлящая вода.

Наконец, она воспользовалась секундным перерывом, когда рассказчик пригубил пятую по счету чашку кофе.

— Скажи, Коля, ты помнишь в сорок третьем мессеры разгромили батальонную колонну?

— Конечно, помню. Тогда и погиб мой командир, твой муж. Страшный день. Сколько ребят полегло. А все почему — не продумали высшие командиры воздушного прикрытия… Вообще-то, судить сейчас легко, тем более, с позиций рядовых участников происшедшей трагедии.

— Кто мог выстрелить в капитана? Ведь расследование показало, что погиб он от очереди из нашего автомата.

Клавдия напряженно следила за лицом Яковлева. Как он отреагирует на подспудно пред"явленное обвинение — виновато отведет узкие глаза или недоверчиво поморщится? Ничего подобного — секретарь удивленно вздернул густые брови.

— Разве? Слышал, конечно, от солдат ничего не скроешь, но не поверил. На грубого комбата многие точили зубы, но чтобы убивать — не верю. Что-то смершевцы тогда перемудрили.

— Не перемудрили, — не отступала Клавдия. — Кто-то пустил очередь в Семена — это неоспоримо. Как думаешь, кто?

Яковлев поставил на блюдечко опорожненную чашку. Задумался.

Заботливая секретарша принесла полный и тарелку с печеньем. На цыпочках покинула кабинет.

— Тогда было не до разглядываний — спрятал голову за бугорок, зад, извини, — под кустик и дышал через раз. Смерть-то свистела, визжала над головой. Спрашиваешь, кто? Хрен его знает.

Он отодвинул чашку, грузно поднялся, походил по комнате. Видовы следили за ним, затаив дыхание.

— Вот что, Клава, перестань валять дурака. Думаешь, я застрелил комбата, да? Зря так думаешь. Прежде всего, у меня был не автомат — винтовка. Потом — какой смысл убивать командира, который мне ничего плохого не сделал. Понимаешь — ни-че-го! Впрочем, более подробно обсудим этот вопрос дома.

Рывком придвинул белый телефон, быстро набрал номер.

— Надя? Ко мне пожаловала фронтовая подруга. Накрой стол, приготовь хорошую закуску. Остальное — за мной.

Не дожидаясь согласия либо возражения, бросил трубку.

Еще раз встречаться с неприветливой особой не было ни малейшего желания.

— Прости, Коля, но мы с Карпом прямо сейчас уедем в Москву. Дела.

Яковлев хотел возразить, настоять на своем, но неожиданно ожил второй телефон — красного цвета. Не орал взбаламошно — таинственно мурлыкал. Яковлев извинительно пожал полными плечами, поспешно снял трубку.

— Слушаю… Да-да, непременно буду… В восемь вечера… Спасибо за приглашение, — осторожно положил трубку, извинительно развел руками.

— Видишь, Клавдия, какая жизнь у партийных работников? Начальство приказало быть на общезаводском торжественном собрании. Если хотите остаться в городе — устрою бесплатный номер в нашей гостинице…

— Спасибо. Но ты еще не ответил на еще один вопрос. Кого подозреваешь? Фоменко не захотел брать грех на душу, Яковлев выразился более интеллигентно.

— По-моему, комбата застрелил старшина Сидякин. Почему так думаю?

Во первых, старшине больше доводилось общаться с грубым капитаном, значит, зародилось чувство недоброжелательности. Второе — Сидякин лежал на поле почти рядом с Видовым. И, наконец, третее: его чаще других вызывали особисты…

— Еще раз спасибо. Будешь в Москве — заглядывай… Приветливаясекретарша проводила гостей до выхода из здания райкома. Яковлев, судя по его поведению, непричастен к убийству Видова. Значит, из перечисленных бывшим начштаба батальона людей остается одна фамилия. Прошка. Старый друг и… недруг. Резоные доводы бывшего телефониста усилили смутную интуицию, наполнили ее реальным содержимым…