Запоздавшее возмездие или Русская сага

Учительский сын изо всех сил старался показать равнодушие. Ну, приняли несмышленыша в среднюю школу, что из этого: ума прибавится или оценки улучшатся? Как бы батрацкий сынок не вылетел после первой же четверти! На вполне законных основаниях.

— Ничего удивительного, — изобразил он понимающую улыбочку. — Власть принадлежит пролетариям, а наш Прошка — один из них. Вчера на уроке политграмоты говорили, что кухарка должна управлять государством! Значит, Прошка наберется в школе ума-разума и займет место какого-нибудь наркома. Хотя бы — сельскохозяйственного.

Внешне — заботливо и ободряюще, но чуткое ухо завистника распознало в семкиных славословиях издевательские нотки. Захотелось развернуться и трахнуть кулаком, но, во первых, Видов намного сильней, во вторых, есть более болезненные способы отплаты за скрытые оскорбления. Через неделю, месяц, год Сидякин найдет у самодовольного гордеца некую щель, в которую немедля сунет зажженную спичку. Пусть тогда Семка покрутится!

Шли недели, сливались в месяцы, незаметно проходили годы. Ходить пешком в соседнюю деревню уже не приходилось — колхоз выделил грузовичок с натянутым тентом. В семье Сидякиных изменилось отношение к будущему «наркому», его уже не посылали убирать навоз либо копать огород, мать считала это унизительным. Отец с довольным видом чесал в бероде и ухмылялся. Дескать, знай наших!

Мужали мальчишки, хорошели девчата. В восьмом классе Прошка с удивлением увидел, что бывший угловатый девчонка-подросток преобразилась. Налились груди, вспухли губы, ножки-тростинки приобрели сооблазнительные формы, в глазах — таинственный блеск.

Кажется, это же понял и Семка. Он перестал дразнить Клавку, пренебрежительно похлопывать по плечу, часто окидывал ее вопрошающими взглядами. Что происходит с девчонкой, почему она превратилась из обычного друга в недоступную цитадель?

В один из теплых весенних дней после уроков состоялось комсомольскее собрание. Как водится, избрали президиум, председатель объявил повестку дня. По первому вопросу — о субботнике на животноводческой ферме — докладывал секретарь организации Семен Видов.

Прения проходили бурно. Комсомольцы не хотели убирать навоз и доить буренок, настаивали поработать на местном деревообрабатывающем заводике. Секретарь категорически возражал.

Силякин не сводил с докладчика озлобленного взгляда. Явная несправедливость! Это он должен стоять перед комсомольцами, это он должен отвечать на вопросы, настаивать на своем предложении, командовать собранием. Ну, почему судьба распорядилась так: одному — все, другому — ничего?

Зависть когтила душу, болью отзывалась в сердце.

Часа в четыре собрание закончилось. Видов добился своего.

На обычном месте грузовичка не было. То ли поломался, то ли глава колхоза послал его с другим заданием. Видов, Сидякин и Терещенко решили ждать, остальные отправились домой пешком.

— Все же ты неправ, Семка! — еще не остав от горячности собрания, твердила Клавдия. — Ребята хотят настоящего дела — со станками, со столярничанием. Возиться со скотом им дома осточертело.

— Задание райкома. Никто не в праве нарушать комсомольскую дисциплину,

— равнодушно пояснил секретарь. — Если каждый станет выбирать, что ему по нраву, а что не по нраву, организация превратится в обычную болтливую компашку… А ты почему в одном сарафане? Где куртка? — неожиданно заботливо спросил он протягивая руку к девичьему плечику. Протянул и отдернул, будто обжегся.

— В классе забыла, — вскочила девушка. — Сейчас принесу.

Вошла в просторную раздевалку и побежала по длинному школьному коридору. Не заметила, что вслед за ней осторожно, на цыпочках, крадется десятиклассник по прозвищу Дылда. Он давно положил глаз на аппетитную соученицу и выжидал удобного случая, если не овладеть ею, то хотя бы ощупать женские прелести.

Девушка зашла в класс. Услышав стук закрываемой двери, обернулась. К ней, раскинув руки, с масляной улыбкой на прыщавом лице шел Дылда.

— Тебе чего? — пятясь к раскрытому окну, испуганно прошептала она. — Что нужно?

— А, ничего. Сейчас полежим на полу, потолкуем за жизнь.

Обхватил руками-клещами, одной больно сжал грудь, вторую умело запустил под подол сарафанчика. Клавдия рванулась, уперлась обеими руками в грудь насильника, крепко сжала коленки. Но куда слабосильной девчонке против мускулистого парняги? Успела только крикнуть в окно.

— Семка! Прошка!

— Не ори, шалава! Добром не хочешь — силком возьму!

Дылда повалил ее на пол, коленом раздвинул ноги, но большего добиться не удалось. Для того, чтобы добраться до заветного места, нужно освободить разбросанные на полу тонкие девичьи руки. К тому же, приходится, не позволяя звать на помощь, зажимать ей рот. Безвыходное положение. Клавка вертелась, орала, кусалась.

— Перестань орать, бешеная, — прерывисто уговаривал насильник. — И не царапайся — не поможет… Что тебе стоит — раздвинь ножки, приласкай… А я тебе завтра полкило шоколадок куплю. Ей-бо, куплю!