Запределье. Осколок империи

В голове сразу всплыли прочитанные в недавнем детстве приключенческие романы. Героев Фенимора Купера, Майн Рида и Луи Буссенара то и дело похищали то кровожадные дикари, то жаждущие наживы бандиты, но они всегда, к восторгу читателя, спасались из беды. А значит, и ему, комсомольцу, не стоит впадать в панику перед неведомым врагом… Если бы еще не эта вонючая тряпка…

— Тошнит он, вашбродь! — раздалось над головой, и Слава ударился обо что-то так сильно, что долго не мог вздохнуть. — Вон из-под башлыка течет.

— Отставить разговоры! — буркнул другой голос.

— Так ведь захлебнется, — не желал «отставлять» первый. — Без языка останемся… Да и на нашей стороне мы уже.

— Хорошо.

Юношу грубо вздернули вверх, усадили, прислонив спиной к чему-то твердому, и сорвали повязку, заодно с кляпом, едва не вырвав при этом зубы. Но Слава был рад и этому: вместе с ослепительным светом, заставившим зажмурить глаза, он ощутил упоительно свежий воздух, ворвавшийся в легкие и разом прогнавший дурноту.

— Кто вы такие? Откуда пришли? С какой целью? — обрушился на судорожно кашляющего и отплевывающегося геолога град вопросов. — Сколько человек в отряде? Какое вооружение? Где находятся основные силы?

Наконец глаза привыкли к свету, и молодой человек с ужасом различил перед собой трех человек в военной форме и фуражках. Но не это было главным: на плечах у всех троих красовались погоны — золотые у самого молодого, немногим, наверное, старше его самого, и голубые суконные — у двух других, постарше.

Погоны?!!

«Белые? Откуда?.. Неужели рабочие говорили правду?..»

— Отвечайте на мои вопросы.

— Я… я не буду! — выпалил Слава. — Ни за что!

«Как там остальные? — лихорадочно думал он. — Похоже, что в плен попал я один. Значит, меня обязательно спасут! Главное, продержаться…»

— Да что с ним разговаривать! — осклабился один из белогвардейцев — широкоплечий коренастый мужик лет пятидесяти. — Я таких в девятнадцатом видывал достаточно… Кричат, хорохорятся, а как начнешь на спине звезду резать — поют, как милые! Дозвольте, вашбродь!

«Звезду?.. Резать?.. — всполошился Слава. — На спине? На чьей спине?.. На моей спине?.. Они не посмеют!..»

Но в ушах уже слышался голос отцовского знакомого, живописавшего зверства «беляков» в Гражданскую, вспоминался роман Фурманова «Чапаев»…

— Отставить, Ледащих, — после минутной паузы сказал молодой офицер, чуть брезгливо глядя на скорчившегося у его ног пленного: видимо, чувства, которые Слава не очень умел скрывать, ясно отразились на его лице. — Мы же не палачи…

— Точно, — поддержал командира второй казак, помоложе. — Зачем же резать? Не басурманы чать, не душегубцы какие… Спустить портки, да нагайкой! От такого не помирают, а поют, как птички, — любо-дорого послушать. Парнишка-то, по всему видать, — городской, хлипкий. Не то что нагайки — ремня не пробовал поди…

— Дозвольте! — просиял «кровожадный». — Он нам враз доложит, что да как.

— Поступайте, как знаете, — нервно пожал плечами офицер. — Только без меня. Позовете, когда этот… господин будет готов пообщаться с нами.

Хрустя сапогами по щебенке, офицер скрылся за каменным утесом, а казаки, переглянувшись, опрокинули бьющегося, как пойманный хариус, юношу ничком на землю…

«Ничего не скажу! Ничего не скажу! — твердил себе Слава, кусая губы. — Пусть хоть на куски режут!..»

Но боль была такой резкой, жгучей, и терпеть ее не было никакой возможности…

— А-а-а-а-а!!!..

* * *

— Вы не представляете себе, товарищи, какой это деликатес — запеченный в костре хариус! — не хотел униматься Зельдович. — Только не на углях — тут вы, Валерий Степанович, не правы. Только в собственном соку.

— Это как?

— Элементарно! Рыба оборачивается в свежие листья или обмазывается глиной и закапывается в землю. Затем над этим местом разводится костер, и когда он прогорит… М-м-м-м… — Лев Дмитриевич томно закатил глаза и чуть не полетел на землю, зацепившись сапогом за торчащий поперек дороги корень.

— А ваш деликатес при этом не сгорит? — поинтересовался Зубов, вовремя успев подхватить спектрометриста под локоть и поймать в воздухе очки, уже слетевшие с его выдающегося во всех отношениях носа.

— Что вы? Благодарю… — водрузил оптический прибор на место геолог. — Вы же не домну собираетесь над рыбой растапливать! К тому же при нагреве из тушки выделяются соки, и она варится в них, как в жаровне. Глина же не дает пару вырываться наружу.

— Испортит рыбу Славка, — буркнул идущий позади и о чем-то шепчущийся с приятелем Лапин. — Откуда он, городской, готовить-то умеет? У вас там, небось, у всех, повара да кухарки…

— Вы эти разговоры бросьте, — нахмурился Валерий Степанович, не одобряющий панибратского тона рабочих. — Вячеслав Игоревич — старательный работник. Если он, как-то раз, приготовил не совсем… вкусный обед…

Рабочие переглянулись и заржали: тот случай, когда молодой геолог умудрился пересолить суп настолько, что есть его было невозможно даже сильно разбавленным, был у всех на памяти.

— Я считаю, что товарищ Ростовцев усвоил урок и более такого не повторится. Тем более что как рыболов он произвел на меня впечатление…