Запредельная жизнь

- Вот так, Марко! Небось не будешь больше приставать ко мне на переменках! У меня умер отец, ясно?

И мой печальный рыцарь, неся мои цвета, с геройским видом отправляется в школу. Что это за Марко? Будь спокоен, я разберусь в этой истории с приставаниями на переменках. Так вот куда девалась твоя кожаная куртка, которую ты будто бы отдал бомжу на улице? Если кто-то тебя терроризирует, положись на меня - мой дух ему спуску не даст! Правда, пока я не очень-то страшен, раскачать кровать и то не умею, но это вопрос времени. Потренируюсь и все освою: и являться привидением научусь, и стучать в стену, и сбрасывать камни на головы сопливых рэкетиров. Главное - задаться целью, как следует разозлиться и поверить. Уверенность в себе у меня уже есть, остальное, полагаю, приложится.

__Но ты все-таки мог бы сказать мне про этого Марко пораньше, а? Я бы всыпал ему еще при жизни - это было бы куда проще.

Я остался в гардеробной один, между тем притяжение Наи-лы ослабло. Мысль о том, что сына рэкетируют в школе, закрепила меня на том месте, где во мне взыграл гнев. Видимо, чем больше эмоций я испытываю, тем прочнее занимаю пространство. Недурно задумано.

Я отвлекся от образа Люсьена и перенесся на Женевскую улицу, к витрине турагентства. И сразу понял, почему я здесь. Наила вешает в витрине рекламные объявления о чартерных маршрутах на февраль, а снаружи, у платана, утопая в снежной каше, стоит и неотрывно смотрит на нее тот самый молодой полицейский, который этой ночью мучился из-за меня бессонницей, Неужели он ее узнал? Это было бы странно - я не заметил, чтобы он особенно приглядывался там, в трейлере, к моей незаконченной картине. Если только в тот короткий промежуток, когда я, так сказать, потерял сознание. Может быть, это была своего рода защитная реакция? Бегство от опасности, которую я почуял, но которой не захотел посмотреть в лицо?

Полицейский бросает окурок в водосток и затаптывает - под ногой хрустит ледок. Затем одергивает на себе тесноватую форму и толкает дверь.

Рыжая девица у фикуса поднимает на него глаза. Наила продолжает возиться со своими "заманчивыми поездками по сниженным ценам". Молодой человек представляется: Пей-роль Гийом, помощник полицейского, и подходит к Наиле:

- Можно вас на пару слов, мадемуазель?

Наила оборачивается с Мартиникой в зубах, кивает, прикрепляет афишку скотчем и показывает ему на кресло напротив своего места.

- Деловая поездка или отпуск?

Она старается говорить любезно-оживленным тоном, но голос звучит глуховато.

- Я пришел по поводу Жака Лормо, - в лоб огорошивает ее Пейроль Гийом, решительно не умеющий долго держать в себе то, что не дает ему покоя. - Вы были близко знакомы с ним?

Наила бледнеет. Это не очень заметно - она и так плохо выглядит. Но я вижу: на виске у нее забилась маленькая жилка, как всегда в минуты страха или гнева.

- А в чем дело?

- Он умер.

- Да, я знаю. Прочитала утром в газете...

- Вы ведь, кажется, ему позировали?

Опасный тип. Наила с каменным видом отпирается: она знала меня только в лицо, слышала, что я занимаюсь живописью... и вдруг она взвивается, увидев, что рыжая толстуха застыла с прижатой к уху телефонной трубкой и, якобы дожидаясь, пока ее соединят, буквально впивает каждое слово:

- Но с какой стати вы меня расспрашиваете?

- Просто из любопытства, мадемуазель. Я пришел неофициально. Причина смерти месье Лормо установлена - разрыв аневризма аорты, - и следствие закрыто. Просто мне понравился ваш портрет, который он писал. Я проходил мимо и узнал вас. Вот и все. Извините за беспокойство.

Он встает, надевает кепи и выходит на улицу под приятный перезвон колокольчика. Наила провожает его глазами, пока он переходит через улицу, и утыкается в какой-то каталог, не глядя на толстуху. Та положила трубку и смотрит на нее с безмолвным сочувствием.

Конечно, я понимаю и не сержусь на Наилу за то, что она отрицала наши отношения. Но все же можно было соблюсти хоть какое-то правдоподобие. Любопытство юного сыщика еще больше распалилось, и в глазах его, когда он уходил, появилось что-то такое, что внушает мне опасение.

Пока я отсутствовал, меня уложили в гроб. Ничего неожиданного, но все же я был поражен. Бюньяры последний раз подштукатуривают меня. Тело со всех сторон окружают волны шелковых складок - похоже на коробку с праздничным набором цукатов, Жан-Ми торгует такими под Рождество.

- При таких барышах вполне могли бы взять для него "Версаль".

- "Трианон" полегче.

Низенький, подумав, делает мне пробор на другую сторону. Длинный, поправляя мою улыбочку, продолжает:

- Бабник был еще тот.

- Да-а?

- Знаешь девчонку из турагентства "Хавас", ну, эту черномазую герлу? Вот он с ней развлекался.

- Да ты что?!

- Спроси у Жасенты, она с ней вместе в бассейн ходит.

- Ах ты сукин сын! - возмущается низенький и напрочь Убирает пробор. - И это называется - она ни с кем не гуляла! А ты уверен, что твоя Жасента не заливает?

- Не веришь, спроси у Каро. Да все ее подружки в курсе. У них ведь так - все друг дружке выкладывают.