Поначалу постояльцев как таковых не было, лишь заглядывали на ночь заблудившиеся по дороге на курорт туристы. Но потом появились и постоянные жильцы: кое-кто, завернув однажды, оставался уже надолго. Первым был тот самый студент, который философски заявил, что «скрывается здесь от бренности внешнего мира». Сейчас, правда, его комната пустовала, потому что мир зацапал его обратно – пусть все вокруг тлен и суета, а сессию сдавать надо.
Затем верхний этаж заняла пани Вольска, которая, как подозревал пан Януш, сбежала от родных по дороге в дом престарелых. Это была милая старушка с копной воздушных седых волос – настоящий божий одуванчик. Жила она тихо, платила из какой-то тайной заначки исправно и почти не доставляла хлопот. Кроме одного забавного момента: пани Вольска частенько принимала пана Януша за священника (что неудивительно – благородный профиль и рано поседевшие виски придавали ему некую схожесть с духовным лицом) и каялась в грехах своей молодости. Грехи эти были столь пикантными, что пан Януш краснел до корней волос и пытался побыстрее ускользнуть в свою келью, вернее, кабинет. Содержание исповедей каждый раз менялось и обрастало новыми подробностями, и хозяин постоялого двора уже начал задумываться, не нашла ли пани Вольска в комнате деда Зарембы какую-нибудь книгу «не из библиотеки», вроде «Декамерона».
А две недели назад в Косое Подворье приехали Ирена и Павел.
Истинную причину их появления пан Януш узнал лишь недавно, сложив воедино взгляды, паузы и обрывки разговоров. Молодая женщина сбежала от тяжелого на руку мужа и теперь боялась, что тот найдет их и увезет обратно. Вот почему Ирена напоминала дворовую кошку, которую только-только взяли в дом: она ступала по старым половицам так, что они даже не скрипели – осторожно и бесшумно, на напряженных ногах, прислушиваясь к каждому шороху. Павел же, исключительно деловой человек восьми лет, и не думал тревожиться. С первого дня он полностью растворился в Косом Подворье. Он изучал комнаты, книги, вещи, заглянул в каждый шкафчик и на каждую полку; судя по передвинутой стремянке, мальчишке даже удалось пролезть на чердак. Пан Януш и не думал делать ему замечания, потому что прекрасно помнил свое детство, проведенное здесь, в старой частной школе.
И почему человек не может всегда оставаться восьмилетним?
Пан Януш очнулся от раздумий, подошел к столу регистрации и открыл книгу записей. Ну конечно, старый дурень Кнупель накануне хлебнул лишнего. Вот же роспись нового постояльца от девятнадцатого марта сего года. Буквы какие-то чудные, похожие на готические… Как же его имя? Ручка потекла, и слово смазалось, оставив только большую заглавную «Г». Герасим? Гектор?
За спиной он ощутил легкое дыхание, которое уже научился узнавать.
– Добрый день, – сказал пан Януш, поворачиваясь к Ирене. – Надеюсь, завтрак вам понравился? С утра забыли привезти свежий хлеб, поэтому пришлось заменить его блинами. Наверное, не самая лучшая идея…
– О нет, все было чудесно, – заверила Ирена, улыбнувшись одним уголком губ – второй уголок, по всей видимости, еще не приучился улыбаться.
– А где же Павел?
– Честно говоря, даже не знаю. Для матери это ужасное признание, но здесь я просто не могу за ним уследить. Он как будто растворяется, сливается с обстановкой. Скоро я начну путать его с рыцарями, что стоят в коридоре!
– Что ж, я ему даже завидую… Кстати, вы ничего не знаете о следах во дворе?
Хрупкая фигурка Ирены сразу же стала натянутой как струна.
– Какие следы? – почти шепотом переспросила она. – Мужские?
– Нет-нет, – поспешил успокоить ее пан Януш. – Оленьи, лошадиные или вроде того. Похоже, к нам заглядывали гости из леса, вот я и хотел спросить: может, вы видели что-нибудь из окна.
– А, вот оно что, – с облегчением выдохнула женщина. – Как удивительно. Нет, я ничего такого не заметила.
В этот момент в библиотеке послышался грохот и озадаченное «Ой!». Ирена, всплеснув руками, поспешила туда, чтобы урезонить не в меру любопытного сына. А пан Януш направился на кухню за кофейником, попутно отметив, что дверь постояльца в левом крыле была приоткрыта, но оттуда не доносилось ни звука.
* * *
Вечером все той же пятницы пан Януш, закончив бумажные дела, осторожно вышел из кабинета. Он намеревался проскользнуть в свои комнаты тайком от пани Вольской. Обычно эта дама терпеливо поджидала его в кресле у самых дверей – и пан Януш перетащил кресло в другое крыло. Тогда она облюбовала табуретки в коридоре – от них тоже пришлось избавиться. Пространство вокруг кабинета опустело, но, проходя мимо лестницы, хозяин Подворья понял, что рано радовался. Пани Вольска сидела на перилах.
Она лукаво стрельнула черными глазами из-под тяжелых морщинистых век, и пан Януш в который раз подумал, что этой женщине не к лицу старость. Не в том смысле, что возраст делал ее безобразной – вовсе нет, пани Вольска была очаровательной старушкой. Просто создавалось впечатление, что она без спросу надела на себя седину и морщины – словно девочка, напялившая мамины туфли – и теперь никак не может снять.