Запрещённый приём (ЛП)

— Брианна Гибсон мне не интересна, так что это неважно. — Большой палец Никки погладил мои пальцы, когда он ответил Олафу.

— Ты известен тем, что добываешь информацию силой — почти так же хорошо, как это делаю я. В пытках не преуспеть, если не наслаждаться ими, Никки.

Я постаралась ничего не чувствовать по поводу сказанного Олафом, потому что если Никки поймет, как меня это расстраивает, его ответ не будет честным. Его рука в моей застыла.

— Некоторыми из них я наслаждался. — Ответил Никки. — Но в какой-то момент они перестали приносить мне удовольствие, и стали просто частью работы.

— Я тебе не верю. — Сказал Олаф, снова глянув в зеркало заднего вида.

— А мне плевать, веришь ты мне или нет.

Я вмешалась:

— Я знаю, что ты гордился своей работой. Тебя нравилось иметь репутацию плохого парня.

Никки кивнул и вновь начал поглаживать мою ладонь своим большим пальцем.

— Мне нравилось иметь репутацию, которая отпугивает от меня других плохих парней. Да, этим я наслаждался.

— Ты наслаждался болью, которую причинял. — Произнес Олаф.

— До определенного момента — да, но после — уже не очень.

— Какого момента? — Уточнил Олаф.

— Я не думаю, что Аниту порадует наша беседа о том, какой момент стал для меня решающим.

— Меня она порадует. — Заметил Олаф.

— Может, как-нибудь вечерком, за стаканчиком-другим, но не сейчас. — Ответил Никки.

— Я бы хотел понять, чем мы отличаемся друг от друга.

— Мы это уже обсуждали. Ты был рожден социопатом, а меня им сделали (в английском языке термин «социопатия» используется для обозначения целой группы психических патологий, в отличие от русского, где он является более узким понятием; социопатия врожденной не бывает, так что Олаф скорее всего психопат, а не социопат — прим. переводчика). Вероятно, это означает, что мой эмоциональный диапазон шире твоего.

— Ты начал сочувствовать своим жертвам? Поэтому перестал получать удовольствие?

— Нет, меня это просто больше не прикалывает. Мне нравится грубый секс — грубее, чем большинству людей, — но после определенной точки пытка перестает быть для меня сексуальной. Это просто сбор информации. Я гордился тем, как долго оставались в живых те, кого я пытал, как много боли я мог причинить, чтобы выведать правду. В нашей индустрии я видал тех, кто творит такое лютое дерьмо, что оно любому язык развяжет, но это еще не значит, что они скажут правду. Люди готовы солгать, чтобы пытка прекратилась. Они скажут все, что ты хочешь услышать, но их ложь не поможет тебе и твоим коллегам сохранить свои шкуры. Ложь не поможет тебе выполнить задание. Перегни палку с пытками, и люди начинают ловить глюки от боли. Если до такого дошло, то любая информация становится бесполезной.

— Их можно подлечить и допросить позже. — Предложил Олаф.

— Большая часть моей работы для прайда была связана с дедлайнами. У нас не было времени нянчиться с заключенными и выхаживать их. Я должен был добывать полезную информацию, которая помогла бы моей команде выжить и завершить нашу миссию.

— Что ты делал с людьми после того, как получал необходимую информацию? — Спросил Олаф.

Я старалась ничего не чувствовать — стать эмоционально пустой, чтобы Никки мог ответить правдиво. Я постаралась окунуться в ту огромную статичную пустоту, в которую погружалась, когда мне надо было пристрелить кого-нибудь. Это было очень тихое и пустое место.

— Убивал сам или позволял другим убить их.

— Быстро или медленно? — Уточнил Олаф.

— Быстро. Если они заговорили, то дело сделано.

— Ты не наслаждался убийствами?

— Не особо. В тот момент убийства были частью моей работы. Иногда я был рад, что убиваю.

— Ты наслаждался этим.

— Не так, как ты думаешь. — Ответил Никки. Он отпустил мою руку и откинулся на спинку сиденья.

— Ты сказал, что убийства радовали тебя. — Заметил Олаф. — Это значит, что ты получал удовольствие в процессе.

— Я получаю удовольствие от хорошей охоты. Мне нравится убивать тех, кто хочет убить меня. Нравится доказывать, что я лучше их, но убивать того, кто закован в цепи и ранен так сильно, что даже не может ударить меня в ответ — это как охота на консервы. Никакого удовольствия.

— Тогда почему ты был рад?

— Я был рад, что все закончилось. — Ответил Никки. — Рад, что мы можем приступить к следующему этапу нашей работы. Рад, что могу избавить этих людей от страданий.

— Ты хочешь сказать, что испытывал к ним жалость?

— Может быть.

— Я смотрел некоторые видео с твоей работой, Никки. Человек, который это делал, не испытывал жалости к своим жертвам.

— Я твои видео тоже смотрел, Олаф. Ты наслаждался своей работой куда больше, чем я.

— Ты считаешь, твои жертвы меньше страдают, если ты не получаешь удовольствия от пытки, Ник?

— Нет.

— Ты думаешь, что они меньше боятся тебя, если ты не наслаждаешься их криками?

— Нет. — Ответил Никки абсолютно безэмоциональным тоном.

— Ты считаешь себя лучше меня, потому что у тебя больше чувств к твоим жертвам?

— Нет. Если говорить о морали, то я хуже тебя, потому что я испытывал жалость, хоть какие-то чувства, и я все еще могу их испытывать. Думаю, это делает меня хуже тебя.

Я уставилась на него между сиденьями.