Запрет на тебя

Мечась взглядом между глазами и губами, ловлю дыхание. Прикидываю, насколько опасно снова ее целовать.

Зачем мне это? И ей зачем?

Заставить ее кончить могу без верхних лобызаний. Блядь, да, если по-чесноку, мог бы и, не снимая трусы, тупо пальцами. Но… Я горю каким-то странным огнем.

Что, если это пламя доберется до сети нервной системы, которую и без того рвет дикими разрядами?

Замыкаю искрящие провода клеммами. Локализирую ток.

И… Целую ее.

Если у каждого человека и, правда, есть душа, то моя в эту секунду совершает самоподрыв. Все оболочки лопаются. Вырывается электричество, высекает по телу искрами. Взлетаю на воздух, как склад с боеприпасами. Пожар до небес. И там, должно быть, в каком-то чертовом слое дыру прожигаю. На меня обрушивается рай.

Я просто целую Чарушину… Я ее, блядь, просто целую… Это за нарушение даже не считается. Не трахаю ведь. Но, сука, такой приход удовольствия ловлю, будто нечто новое вкусил.

Я ее оскверняю, да… Своим свирепым поцелуем по всем статьям порочу.

Ее губы, ее рот, ее язык, ее вкус… Торчу безбожно. Хорошо, что и не верю в него. Потому что, инстинктивно чувствую, все заветы нарушаю.

Чем дольше наши рты контактируют… Чем яростнее трение… Чем сильнее смешивается биологический секрет… Тем агрессивнее химические реакции, которые непрерывно происходят в моем организме.

Я многое перепробовал... Я, блядь, пробовал все.

Но… Я не пробовал Маринку Чарушину.

И сейчас кажется, что она вот то, сука, все и перекрывает. Одними, мать вашу, поцелуями сносит меня, как ураган.

Заставляя себя остановиться, с надсадным стоном от нее отрываюсь. Ловлю завораживающе-темный взгляд. Моя кобра у ворот порока. Скоро я ее через них проведу.

– Раздвинь ноги пошире, Динь-Динь. И приготовься к взрыву.

– У-м-м-м… – выдает Маринка на выдохе.

Откидывая голову, слегка выгибается подо мной и раскрывает бедра. Ненадолго подвисаю на ее распахнутом рте – пухлые губы дрожат. Всегда думал, что она красивая. Но сейчас, в плену похоти, эта красота ощущается попросту убийственной. Визуально рубит меня, как кокаин в примеси с амфетамином.

Я – мудак, идиот, просто сволочь. Я – конченая тварь. Я – больное и токсичное животное. Я предаю близких. Я очерняю самое святое.

Не хватает сил, чтобы сдержаться. Не хватает. Да, блядь, просто нет таких сил. Не существует.

Этот пункт должен быть моим. Должен.

Это ведь Маринка… Едва она выставила задачу, я сходу шагнул в петлю. Все мои инстинкты сплотились в могучую армию. Против меня же. Против меня, яростно требуя украсть запретное.

Чаруша дышит чаще, дрожит выразительней... Завораживающе точится от своего возбуждения. Охуенная. Мать вашу, какая же она охуенная… Даже клубящееся вокруг нас оранжевое свечение стынет пороком.

Маринка… Маринка… Чистое пламя. Очаг безумия. Адский котел.

Если пресловутая любовь и существует, должно быть, она пахнет, как Чарушина. И выглядит, блядь, так же.

Сука… Что за мысли?

Мотаю головой, в надежде ощутить какую-то ясность. Но эффект от этого действия является крайне слабым.

Во мне, конечно, не меньше трехсот грамм водки, но даже если учитывать эти вводные, качает запредельно.

Сука… Хватит анализировать… Хватит думать!

Натужно перевожу дыхание и курсирую к югу Маринкиного тела.

8

Встреваю. Влетаю по самое не балуй.

© Даниил Шатохин

«Девчонок Чарушиных трогать нельзя!»

«Маринку, блядь, тоже…»

Заторможенно моргая, усиленно таращусь Маринке между ног.

Это не в счет.

В башке на повышенных оборотах какой-то долбаный диск вертится. Мало того, что срывает меня с орбиты, так еще и контузит. Оглушает избирательно – себя не слышу. Зато четко ловлю срывающееся дыхание Чаруши. Каждый ее вдох и каждый выдох разбивают пространство, словно уникальный эротический стимулятор.

Меня кроет нереально. Дико расшатывает. Зверски скручивает. Все нервы в узлы.

Твою мать… Твою…

Изучаю. Рассматриваю, будто впервые увидеть довелось. Сам не пойму, по какой причине так подвис. Киска у Маринки очень аккуратная. Пухлая. Закрытая. Ни клитора, ни внутренних губ не видно. Похожа на персик. С мелким светлым пушком.

Кладу ладони на внутреннюю поверхность бедер, ведьма вздрагивает. Но я все равно заставляю ее их развести настолько, насколько позволяет ширина сиденья. Шумно выдыхаю, когда киска раскрывается. Нежная розовая плоть блестит влагой.

Блядь… Блядь…

Я просто совру, если не признаю, что меня от Маринки плющит каким-то исключительным образом. На все сто баллов. С горочкой, вашу мать.

Не наклоняюсь, а будто плыву вниз. Только дыханием обдаю, она охает и дергается. Инстинктивно пытается свести бедра. Блокирую ладонями и стремительно прижимаюсь к киске ртом.

Маринка вскрикивает. Я бы даже сказал, визжит на весь салон Гелика. Амплитуда у нее ого-го – поет же, мать ее, колокольчик. Вот сейчас раскраивает пространство серией хитовых нот. От нижних хриплых до самых верхних.