Запрет на вмешательство

Сперва я подумал, что это немецкая пехота решила проверить качество работы своей артиллерии, и вновь пошла в атаку, но, как выяснилось, я сильно ошибался. С запада приближалась пара наших вчерашних знакомцев – двухмоторных бомбардировщиков «Юнкерс» Ju-88, и что-то мне подсказывало, что кассетные бомбы, примененные ими в прошлый раз, они с собой тоже захватили. Эти небольшие боеприпасы немцы переделывали из французских минометных мин, захваченных ими весной-летом сорокового года в совершенно неописуемых количествах. Их сотнями укладывали в контейнеры, из которых они потом последовательно выпадали над целью, образуя за самолетом бомбовый шлейф, крайне эффективный при поражении незащищенной живой силы противника. К нам летела смерть в одном из самых конкретных и незамутненных своих обличий, а адекватных средств для того, чтобы ее остановить у нас не было.

Немецкий двухмоторный бомбардировщик «Юнкерс» Ju-88. Один из самых универсальных самолетов люфтваффе. Максимальная скорость 450 км/ч. Бомбовая нагрузка 2,5 тонны. Стрелковое вооружение 3-4 пулемета MG-15 калибра 7,92 мм.

Сейчас самолеты находились чуть больше чем в тридцати километрах от нас, значит лететь им оставалось четыре-пять минут. Вырваться из немецкого пехотного кольца за это время было совершенно нереально, так что оставалось только пытаться что-то сделать здесь.

– Бойцы, – обратился я к Борису и Василию, – минут через пять по нам ударит авиация противника. Это убежище от кассетных бомб нас не спасет, поэтому мы должны не дать бомбардировщикам точно сбросить свой груз. Мне нужна позиция для стрельбы по воздушным целям. Берем вот эти стволы и складываем их друг на друга, а потом на них горизонтально кладем вот это бревно, причем так, чтобы оно лежало устойчиво.

Я сам первым впрягся в самый тяжелый ствол и с удовлетворением отметил, что Шарков и Чежин бросились исполнять приказ с завидным рвением. Борис аж пыхтел от усердия, ворочая весьма нелегкие деревья.

– Помощь нужна, Нагулин? – услышал я за спиной голос Плужникова.

– Нужна, товарищ сержант, – не стал я отказываться, – Стрелять я буду в западном направлении. Нужно расчистить от стволов и веток заднюю полусферу, чтобы они мне не мешали.

Плужников молча начал растаскивать ветки, а пришедший с ним раненый боец в меру сил помогал ему одной рукой. Минуты через три, когда мы закончили, мне стало понятно, что времени больше нет.

– Воздух! – громко выкрикнул я, надеясь, что на позициях основных сил батальона меня услышат.

Ствол «панцербюксе» улегся сверху на горизонтально расположенное бревно, а сам я присел перед этим импровизированным станком, задрав ствол вверх. Восемьдесят восьмой «Юнкерс» – не танк, и даже не бронетранспортер. Пробить его обшивку из противотанкового ружья можно и с полутора-двух километров, вот только надо еще попасть.

Самая большая проблема моего оружия при стрельбе по воздушным целям заключалась в удручающе низкой скорострельности. Можно было, конечно, воспользоваться пулеметом сержанта, но тогда точность стрельбы оказалась бы совсем невысокой, да и энергия пули, выпущенной из MG-34 намного ниже, чем у противотанкового ружья. Но совсем отбрасывать этот вариант я не стал, решив оставить его на крайний случай.

Бомбардировщик при подходе к цели преодолевает два километра секунд за двадцать, ну, может быть, за двадцать пять. Учитывая необходимость каждый раз вручную заряжать «панцербюксе», за это время я успею выстрелить максимум три раза. Самолетов два, и значит, какому-то из них достанется только одна пуля. Плохо, очень плохо.

– Что ты там видишь, Нагулин? – не удержался от вопроса Плужников, глядя в направлении ствола моего оружия, где сквозь шелестящие кроны деревьев лишь небольшими лоскутами проглядывало небо.

– Я пока ничего не вижу, товарищ сержант, но я слышу.

«Юнкерсы» шли парой на расстоянии в сотню метров друг от друга. При виде бомбардировщиков немцы выпустили сигнальные ракеты, обозначая свои позиции и показывая пилотам направление атаки.

Самолеты разделились, и каждый из них лег на свой боевой курс. Проанализировав их маневры, вычислитель вывел в углу моего поля зрения схему наших позиций и прогнозируемую зону их поражения кассетными бомбами. Выходило, что ведущий бомбардировщик планирует накрыть бомбовым ковром восточную границу лесного массива, а ведомый – людей Лиховцева в лесу на юго-востоке. При этом моя позиция оказывалась перекрытой краями зон поражения обоих самолетов.

Лучшее, что можно было сейчас сделать, это покинуть опасную зону, переместившись метров на сто к северу, но это означало бы дать немцам отбомбиться в полигонных условиях. Я прикрыл левый глаз и крепче вжал приклад в плечо.