Запрет на вмешательство

– Это он! – вскочил Шлиман, – когда произошло нападение?

– Точное время не указано, герр майор.

– Значит, совсем недавно, – заключил Шлиман и вновь склонился над картой, – Бандурка… Не так далеко, можем успеть. Русские вряд ли в состоянии двигаться слишком быстро. Выступаем, герр майор. Поторопите своих людей.

* * *

Мы двигались метрах в трехстах впереди основных сил колонны. Несколько раз я был вынужден останавливать взвод и тратить две-три минуты на то, чтобы «послушать», что происходит вокруг. К моему удивлению, этот ритуал пронял даже Музыченко, и как только мы останавливались, идущие за нами машины генерала тоже прекращали движение и глушили двигатели. Мне даже стало как-то неловко разыгрывать эти спектакли и дурачить собственных товарищей. Но результат превыше всего, и я успокаивал себя тем, что делаю это в том числе и для спасения их жизней.

Настырный немецкий майор с завидной резвостью гнал свой батальон нам наперерез. Сшибаться с таким противником лоб в лоб в мои планы не входило категорически, и я отдал приказ повернуть на юго-восток. Теперь мы с немцами расходились на приличном расстоянии, и если бы они продолжили двигаться в прежнем направлении, вскоре дистанция между нами начала бы увеличиваться.

Однако немец еще раз подтвердил, что анализировать ситуацию он умеет. Узнать о нашем повороте он не мог никак, но буквально минут через тридцать после изменения нами маршрута, его батальон остановился. Мы тоже были вынуждены прекратить движение – впереди находилась позиция полубатареи немецких стопятимиллиметровых гаубиц, и обойти ее не представлялось возможным. Мы довольно удачно проскользнули в неприкрытый стык между частями одиннадцатой танковой дивизии вермахта и все еще дезорганизованной сборной солянкой тыловых подразделений противника, находившихся южнее, но эта позиция блокировала единственную дорогу, по которой мы могли прорваться дальше на юго-восток.

Пришлось разворачиваться в боевой порядок и выкатывать на прямую наводку зенитку. Немцы заметили нас только после того, как я открыл огонь. Я не знал, какое оружие есть в запасе у взвода прикрытия немецких гаубиц, и попросил Музыченко одновременно с моей стрельбой атаковать позицию противника танками. Очень уж мне не хотелось испытывать судьбу, если противник откроет огонь по моей весьма уязвимой пушке из какого-нибудь немецкого аналога ДШК или просто успеет несколько раз выстрелить по ней из гаубиц.

Танкисты отработали четко, и в этот раз наши потери ограничились несколькими ранеными, но хуже всего было то, что у немецких артиллеристов была связь с командованием, и о нашем продвижении стало известно. Всего через пятнадцать минут после того, как мы вновь двинулись вперед, преследующий нас батальон тоже пришел в движение, прочно вцепившись в наш след. Зато мы захватили исправный и заправленный горючим «Опель Блиц», и смогли разместить в нем часть красноармейцев, сидевших до этого буквально на головах друг у друга.

Командование немецкой дивизии, в которую входила разгромленная полубатарея, отреагировало на случившееся вполне предсказуемо – выслала к месту боя роту пехоты на бронетранспортерах при поддержке танкового взвода. Преследовать нас они, похоже, не собирались. Танковой дивизии хватало других забот, связанных с уничтожением основной массы окруженных войск, так и оставшихся в котле.

Сейчас я мог с уверенностью сказать, что мы, наконец, прорвались. Впереди ни у нас, ни у немцев не было сплошной обороны. Тем не менее, зияющие в пунктирной линии соприкосновения разрывы с каждым часом затягивались подходившими с обеих сторон частями, периодически вступавшими друг с другом в короткие схватки, иногда перераставшими в серьезные бои. Но проскочить мы бы вполне успели, если бы не одно «но» – преследующий нас моторизованный батальон. Немцы двигались быстрее нашей колонны, а возможностей для маневра у нас уже не осталось.

Единственная дорога, которую противник гарантированно не успевал перекрыть, была известна не только мне, но и немецкому майору. Высоко над нами прошла еще одна «рама». Достать ее не смог бы не только ДШК, но и мои зенитные пушки, и мне оставалось только гадать, рассмотрел ли нас пилот «Фокке-Вульфа». Исходить следовало из того, что рассмотрел, причем во всех деталях – оптика на его «летающем глазе» стояла по местным меркам очень хорошая.

Мои опасения быстро подтвердились, когда через пять минут после появления «рамы» по нам ударила батарея тяжелых гаубиц. Вернее, не совсем по нам. Снаряды падали с серьезным перелетом, и, похоже, немцы стремились не столько уничтожить, сколько задержать нас, разбивая дорогу на нашем пути.