Голос Сержа был ровным, в нем не было ни капли сожаления или боли. Он рассказывал историю своего детства так спокойно, как может рассказывать уверенный человек, принявший себя любого. Но вот мне стало не по себе. Сложно было осознавать, что детство этого парня — действительно эффектного и красивого — прошло таким образом. Но при этом я чувствовала гордость, ведь он не сломался. Более того, стал таким крутым.
— Но мне повезло. У меня был настоящий друг — Игнат. Ты же знаешь, что наши отцы знакомы, и мы с ним общались с детства. Правда, не так уж часто, ибо жили на разных концах города и учились в разных школах. Мы виделись несколько раз в месяц на выходных и играли с утра до ночи. — На губах Сержа появилась полуулыбка — видимо, такими ценными были для него те детские воспоминания. — Я никогда не жаловался ему. Боялся, что мой единственный друг откажется от меня, узнав, как ко мне относятся одноклассники. И я молчал. Но однажды на мой день рождения мы пошли в торговый центр, и в кинотеатре встретили нескольких пацанов из класса, которые увидели меня и начали кричать что-то вроде: «Смотрите, мистер Свинья пришел!» И ржать. Я думал, Игнат разочаруется во мне, а он подбежал к ним, позвал в туалет и там стал их бить. Видишь ли, Игнат занимался боксом. А удар у него уже тогда был хорошо поставлен. Взрослым мужикам в туалете пришлось его успокаивать. — Серж откинулся на мягкое кресло и рассмеялся. — Скандал был, конечно, громкий. Костя наказал Игната за драку, но я набрался смелости, пришел к нему и сказал, что Игнат ни в чем не виноват. И что он защищал меня. Костя подумал-подумал и частично отменил наказание. А потом мы стали учиться вместе — меня перевел отец.
Я слушала рассказ Сержа с интересом — во-первых, мне было любопытном узнавать о нем, а во-вторых, удивил Игнат. Он напомнил мне того самого Игната, который защитил и меня. И мое сердце опутала дымка нежности, которую я так избегала.
— С того момента мы были всегда вместе. Даже в Лондон нас отправили вдвоем, — продолжал Серж. — И мы вместе оттуда свалили.
— А как ты так прокачался? — осторожно спросила я и кивнула на экран телефона. — Как из этого забитого мальчика стал самим собой?
— Ну, это был долгий путь, — пожал плечами Серж. — Я тяжело заболел воспалением легких, полгода лечился и лежал в больнице. Вернулся очень похудевшим. Мама к тому же отвела меня к психотерапевту, и он учил меня принимать себя таким, какой я есть. И к диетологу тоже — нужно было научиться питаться правильно. Ну а потом меня даже отправили на танцы — помнишь, я тебе говорил? Игнат пошел со мной за компанию, потому что мне не хотелось одному. Было забавно. Сначала мы оба злились, а потом нам понравилось танцевать.
— Вот оно что, — кивнула я, подумав вдруг, что это сильный поступок. Может быть, как человек Елецкий и козел, но как друг хорош.
— Игнат мне очень помогал. Я был рядом, когда умерла его младшая сестра, а он был рядом, когда мне было хреново. Мы как братья. Он не такой плохой, как ты думаешь.
— Я вообще о нем не думаю.
— Но смотришь, — заметил Серж. — Так смотрят либо на врагов, либо на тех, кого хотят. Кто он для тебя, Слава?
— Никто, — мило улыбнулась я парню, а по венам пробежал холодок. Он словно видел меня изнутри, и мне это нравилось и страшило одновременно.
— Хорошо, если так.
Какое-то время мы сидели молча, допивая остывший глинтвейн и слушая затухающий стук дождя. Музыка, доносящаяся из дома, стихла, голоса — тоже. Может быть, гости Игната стали уходить?
— Твоя подруга напомнила мне себя прежнего, — вдруг сказал Серж. — Та, которая приезжала к тебе.
— Стеша? — удивленно спросила я и напомнила сама себе, что должна сфотографировать этого парня специально для нее.
— Да. Я был таким же. Вечно боящимся чужого мнения. Особенно мнения противоположного пола. Мне вечно казалось, что девчонки смеются надо мной, даже если они смеялись совсем над другими вещами. Твоя Стеша так смутилась, когда упала, что я вспомнил себя в те времена. Неуверенный. Зажатый. Закомплексованный. Я был больше, чем сейчас, раза в полтора. Но душа как будто была меньше раза в три. Я не чувствовал самого себя, и ел, чтобы иметь возможность почувствовать. Ладно, это уже лирика. Скажи своей Стеше, чтобы полюбила себя. Пока она не сделает этого, этого не сделает никто.
— Скажу, — твердо пообещала я и вспомнила то, как липнут к нему девчонки. — Слушай, а можно вопрос? Почему у тебя нет девушки? Трагическая история детской любви? Или что-то другое?
Серж внимательно глянул на меня и подумал, прежде чем твердо ответил:
— Я не хочу ни в ком растворяться.
— Любовь — это слабость? — спросила я.
— Любовь — это боль, — сказал он. — А я ненавижу боль. Наверное, это и есть слабость.
— Нет, это откровенность, — улыбнулась я. — И спасибо тебе за нее.
— Не за что. Но не оставайся в долгу — сегодня был откровенен я, а в следующий раз будешь ты. Я тоже хочу знать о тебе побольше, — одними глазами улыбнулся мне Серж, и по его тону я поняла, что разговор о его прошлом завершен.