Запретная королева

– У нас есть яички дикого кабана? – упавшим голосом поинтересовалась я; лишенная присутствия духа таким советом, я услышала свой вопрос как бы со стороны.

Наступило молчание. После долгой паузы дамы вдруг дружно прыснули от смеха, причем отнюдь не доброго. Мне показалось, что они смотрят на меня с жалостью, даже когда Алиса пожурила их и призвала к порядку.

– Я слыхала об этой панацее, Джоан, но тут это никак не поможет. Разве что вы сами отправитесь в лес, чтобы убить дикого кабана. Кстати, можете прихватить с собой Беатрис: ее язвительный взгляд свалит вепря с расстояния в двадцать шагов. Нет, думаю, у нас есть вариант получше. Если, миледи, вы будете носить в себе грецкий орех в скорлупе, это укрепит вашу матку и увеличит способность к деторождению.

– А если принимать грецкие орехи в пищу, можно излечить безумие.

Я застыла на месте; от такого неожиданного оскорбления моя пылающая кожа стала вдруг холодной и бледной. От этой нападки со стороны Сесилии меня пронзила боль. Неужели они намеренно проявляют жестокость? Я резко обернулась к придворной даме, приготовившись защищать своего отца.

– Перестаньте, Сесилия! – пришла мне на помощь Беатрис. – Ваши манеры крайне далеки от тех, которые хотела бы видеть ваша матушка. Предлагаю вам прочесть полный розарий до обеда и помолиться Деве Марии с просьбой даровать вам смирение.

Ко мне же обратилась Алиса с выражением сочувствия на лице:

– Мы вложим вам в рукава листья polygonum bistorta[21]. А если, миледи, вы к тому же поедите семян цветка Helianthus[22]…

– А еще вы, Сесилия, можете помолиться о том, чтобы слабоумие никогда не коснулось членов вашей семьи, – продолжала между тем Беатрис назидательные упреки в адрес дерзкой придворной дамы.

Но я-то знала, что Беатрис предана не столько мне, сколько Генриху и пока еще не зачатому наследнику престола.

– Простите меня, миледи. – Сесилия смиренно потупила взор.

– Благодарю вас, – сказала я Алисе, после чего с чувством собственного достоинства улыбнулась Беатрис.

– Это все молодость, – утешила меня Алиса, а потом строго добавила: – Но этой стае кудахчущих квочек следовало бы быть поумнее; нехорошо насмехаться над женщиной в столь непростом положении.

Однако леди, к которым были обращены эти слова, после такого выговора лишь презрительно фыркали и смеялись по углам, даже несмотря на то, что знали – я все прекрасно слышу.

Нет, я так и не подружилась со своими придворными дамами.

По-моему, я догнала Генриха в Лестере. А может быть, это произошло в Йорке. Или даже в Беверли. Хотя, возможно, я и не заезжала в Беверли – трудно сказать. Помню только, что муж тепло встретил меня, заключил в объятья и вынес на руках из паланкина. А вот потом города слились для меня воедино; города, которых я не знала и не запомнила, где местные жители толпами выходили на улицы, чтобы приветствовать нас, где для нас устраивали пиршества, всячески развлекали, делали щедрые подарки из золота и серебра. Все были очень рады видеть своего столь долго отсутствовавшего короля и принимать его у себя.

Ну, и его новую французскую жену тоже, разумеется. Генрих продолжал пребывать в прекрасном настроении; отвечая на уверения в преданности милостивой речью, он вслед за этим требовал уплаты налогов и подкрепления ресурсами на возобновление войны. Я хорошо понимала ход его мыслей. Да и как мне было этого не знать, ведь нас сопровождали целые ящики различных документов, погруженные на повозки, которые громыхали в хвосте королевского кортежа? Но Генрих лишь улыбался и учтиво мне кланялся, не забывая исправно желать доброго утра и справляться о моем здоровье.

После того как ему не удалось воплотить в жизнь свои мечты в последнюю ночь в лондонском Тауэре, он посещал мою постель с завидной регулярностью; желание заиметь наследника пересиливало даже интерес к казначейским свиткам. Муж успокаивал меня нежными поцелуями и галантным обращением, и наши отношения казались мне гармоничными как никогда прежде.

– Я горжусь вами, Екатерина, – не раз говорил мне Генрих, когда я помогала ему очаровывать жителей какого-нибудь городка, побуждая их пополнить королевскую казну.

– И меня это весьма радует, – отвечала я.

Генрих целовал меня в губы:

– Я знал, что вы станете мне прекрасной женой.

В ответ на это мое сердце приятно трепетало в груди. Вот она, та самая близость, которой я искала. Когда Генрих нашел время на то, чтобы лично сопроводить меня по улицам Йорка в величественный кафедральный собор, я была счастлива и не могла поверить столь щедрому подарку судьбы. Генрих был снисходителен, и я расслабилась, когда он, сжимая мою руку, представлял меня как свою «несравненную жену».

Однако в Беверли – а может быть, это было в Йорке? – с ним случилась тревожная, пугающая перемена. И я точно помню миг, когда это произошло.