Запретная Магия

Каландрилл стряхнул с себя сомнения и вновь отправился вдоль оштукатуренных стен домов. Он слишком далеко зашел, чтобы сейчас смалодушничать и остановиться, к тому же разбойники и воры предпочитают более поздний час, темень, когда на улицах меньше караулов. Он отыщет Ребу и уговорит ее предсказать ему будущее. И тогда сможет сделать целенаправленный, а не просто эмоциональный выбор. И он шел и шел вперед, не удостоив взглядом зазывавших его ясновидцев. Ему нужен знак полумесяца.

Он нашел его на перекрестке, на потемневшем железном шесте; сделанный из дерева, некогда серебристый месяц от времени пожелтел, а три звездочки были заляпаны птичьим пометом. Знак был непримечателен, как, впрочем, и сам дом — узкий и одноэтажный, с одним-единственным подслеповатым окошком рядом с пятнистой дверью на проржавевших петлях. С крыши по стенам спускался чахлый виноград. Со стороны переулка глухая стена была разрисована непристойными рисунками; голубоватая штукатурка кое-где обвалилась, обнажив желтые оспины голого камня.

Каландрилл сглотнул, пытаясь подавить последние сомнения, и поскребся в дверь.

— Входи.

Голос, едва долетавший из глубины дома, звучал намного моложе, чем он ожидал, и мягче, почти музыкально. Каландрилл толкнул дверь и вошел.

Тьма стояла кромешная. Услышав глухой стук закрывшейся за ним двери, он непроизвольно нащупал ручку меча; в носу у него защипало от приторного запаха фимиама. Он заморгал, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, но — безуспешно. Держа правую руку на рукоятке меча, он вытянул вперед левую, пальцами нащупав грубую штукатурку.

— Ты хочешь знать свое будущее?

Здесь, не приглушенный дверью, голос звучал громче, и он пошел на него сквозь кромешную темень, осторожно скользя рукой по стене.

— Да, — ответил он.

— Иди сюда.

Дом оказался больше, чем можно было подумать, глядя с улицы. Здесь было несколько комнат и несколько коридоров, и голос, проходя через них, долетал до него уже искаженным. Он спросил:

Но куда «сюда»? Я тебя не вижу.

В ответ прозвучал сухой смех.

— Извини, я совсем забыла.

Он нахмурился, услышав скрежет кремня по металлу, затем где-то впереди забрезжил слабый огонек, зажегший лампу с ароматизированным маслом, и он увидел кривой коридор, справа по которому располагались темные комнаты.

Я здесь. Теперь видишь?

— Да.

Он пошел на свет. Наклонившись, чтобы не удариться головой о притолоку низкой арочной двери, он вошел в небольшую комнату, освещенную только в самом центре, где стоял стол, за которым сидела женщина.

— Так нормально? Или хочешь больше света?

Он кивнул, но она не ответила, и тогда он сказал:

— Да, пожалуй. Если, конечно, для твоего искусства не нужен сумрак.

— Свет или тьма — какое это имеет значенье?

Гадалка встала, подняв лампу, и вместо старухи он увидел женщину средних лет, которую даже можно было бы назвать красивой, не оставь оспа свои следы на ее лице. Теперь понятно, почему здесь такая темень — гадалки столь же тщеславны, как и все женщины. Но стоило ей сделать шаг, как он понял, что ошибся. Она двигалась осторожно, скользя рукой по стене, как и он несколькими мгновеньями раньше в темноте. Она дотронулась до лампы, зажгла фитиль и пошла к другим. Когда в комнате стало совсем светло, на глазах у нее он увидел бельмо — да она слепая! Слуги не предупредили его об этом, и от смущения он покраснел. Виновато улыбнувшись, Каландрилл сказал:

— Извини, я не знал.

— Ты учтив, только к чему это? Я вижу по-другому.

Она вернулась к столу, поставила лампу и мягко опустилась на подушки, жестом пригласив его сесть напротив. Ему было трудно заставить себя смотреть в ее невидящие глаза, даже труднее, чем на шрамы. Каландрилл попытался взять себя в руки, разглядывая комнату и одежду гадалки. Реба молчала, явно привычная к подобным паузам. Ее длинные рыжие волосы блестели, как полированная медь; зеленое платье на шее и на поясе было перехвачено ярко-красными лентами. В комнате не было ничего, что, по его представлению, должно было сопутствовать гаданию. Ни хрустального шара, ни птиц в клетках, ни кабалистических таблиц, ни карт, ни отполированных черепов. Только белые стены, деревянный пол красноватого, как и ее волосы, оттенка. Из мебели — лишь стол и подушки с неброским рисунком, положенные одна на другую.

— Ты разочарован? — с легкой усмешкой в голосе спросила она. — Я недостойна предсказывать сыну домма?

— Я… Нет, — он покачал головой и вдруг, поразившись, спросил: — Откуда ты знаешь?

Она рассмеялась и стала почти красивой.

— Ведь я гадалка, Каландрилл. Я еще вчера знала, что ты придешь.

— Да вчера я сам этого не знал, — медленно произнес он.

— А я уже тебя видела. Что бы я была за ясновидящая, если бы не видела даже этого. Ты не согласен?

Он кивнул и рассмеялся, успокаиваясь под влиянием ее безмятежного добродушия.

— Да, верно, — согласился он. — А другие тоже видят?

Реба пожала плечами.

— Сомневаюсь, но утверждать не могу. Провидец обычно в состоянии предсказать только какие-то особые события — вещи первостепенной значимости, те, о которых его спрашивают. Тебя это беспокоит?

Теперь плечами пожал он.