Запретная магия

Взгляд Райнхарта стал таким, что в зале потемнело. Хотя танец и без того превратился в нечто странное: пары продолжали кружиться под музыку, но смотрели все исключительно на нас.

— Райн, мне нехорошо, — сообщила я, вспоминая, что в любой неловкой ситуации леви лучше падать в обморок.

Падать в обморок я, разумеется, не собиралась, но мне точно не улыбалось, чтобы Зигвальд с Райнхартом сцепились прямо здесь. Как ни странно, сработало: Зигвальд перевел взгляд на меня, а Райнхарт просто повел меня в ту сторону, откуда пришел. Очень быстро. Судя по тому, как быстро он меня вел, сработало только наполовину, потому что волочь за собой женщину, которой дурно, с такой силой этикетом не предусмотрено.

Зато жар прошел, и не было больше этого волшебного чувства.

Оказавшись за дверями бального зала, я попыталась было слегка упереться ногами в пол, но это не сработало.

— Райнхарт.

Это не сработало тоже.

— Райнхарт!

Меня вытолкнули на балкон, а после остановились напротив, сложив руки на груди:

— Мне кажется, я оставил тебя с Жанной, Диной и Элеонор.

— Да, в чудесной компании, которая всячески намекала на то, что я на балах впервые и моя пьеса годится только для туалетной комнаты.

— Пять минут можно было потерпеть! — почти прорычал Райнхарт. — Я не разрешал тебе танцевать с Зигвальдом. Что я тебе говорил про этикет и про репутацию?

Я сжала кулаки:

— Ты меня плохо слышал? Твой брат просто меня спас и пригласил на открывающий танец, чтобы я не выслушивала вот это вот все!

— Ты танцевала с ним второй танец?!

Ну все!

— Лучше расскажи, зачем ты давал своей сестре читать мою пьесу!

Райнхарт сверкнул глазами:

— Я ничего ей не давал.

— Ну разумеется!

— На что ты намекаешь, Алисия?

— Ни на что! Мне просто интересно, что моя пьеса вообще делала в твоем кабинете?

Он шагнул вплотную ко мне:

— Если тебе это так интересно, я просто решил ее прочесть.

Готовая уже нападать дальше, я осеклась. Зигвальд, сказавший, что моя пьеса его заинтересовала, меня слегка удивил. Но Райнхарт, который говорит, что решил прочесть мою пьесу… Почему-то на сердце стало удивительно тепло, и вообще стало тепло. Так тепло, что я почти забыла о том, что мы ссорились.

До того, как он произнес следующую фразу:

— Я хотел понимать, что отправляю в «Корона д’Артур».

Я поморгала. Чтобы убедиться, что не сплю и что все правильно расслышала, но галлюцинация (то есть Райн, который это сказал) не спешила рассеиваться.

— Зачем? — спросила я.

Это было самое нормальное, что пришло мне в голову. Хорошо, будем честны, больше мне ничего в голову не пришло.

— Не догадываешься? — поинтересовался он. — Хотел сделать тебе приятное, Алисия. Пьесу не приняли по моей вине, считай это моим извинением за то, что произошло. Ну а я, в свою очередь, жду твоих.

Что я там говорила про тепло? Райнхарт, он же его светлость эрцгерцог Барельвийский, по умению отрезвлять сравнится только с Синуанским водопадом, на который в Гризе возят посмотреть всех приезжих.

— За что? — уточнила я. — За то, что танцевала без тебя? За то, что танцевала с Зигвальдом? Или за то, что танцевала с ним два раза?

Очевидно, что-то в моем голосе было недостаточно извиняющееся, потому что Райнхарт сдвинул брови, мгновенно заполняя взгляд этой своей эрцгерцогской тяжестью.

— За все сразу, Алисия.

— Если уж так говорить, сейчас, на этом балконе, мы грубейшим образом нарушаем этикет, — заметила я. — А в том зале все считают, сколько по времени нас не было, и строят интереснейшие теории. Не считая того, что скоро появится его величество Гориан Третий, а мы все пропустим. Вернемся в зал, ваша светлость?

Райнхарт открыл рот. Потом его закрыл. Кажется, дипломатические способности его светлость ненадолго оставили, а я потрясла рукой, давая понять, что сама себя в зал не поведу. Да и вообще, нечего мне тут сцены ревности закатывать! Почему-то мысль об этом оказалась еще более теплой, чем когда он сказал, что читал мою пьесу. Кстати…

— Как тебе «Бал цветов»? — решила прийти на помощь его светлости, который, хоть и предложил мне руку, по-прежнему напоминал выброшенную на берег рыбу. Ну или лишенного малейших представлений о том, как быть дальше, эрцгерцога.

— «Бал цветов»?

— Моя пьеса.

— Недурно.

— Это все, что ты можешь сказать?

Райнхарт нахмурился еще сильнее:

— Уроки этикета не прошли для тебя бесследно, правда, Алисия? Ты потрясающе заговариваешь зубы.

— Это называется умение вести светскую беседу. — Я очаровательно улыбнулась и погладила лацкан его фрака, чем, кажется, ввела его светлость в новый кратковременный ступор. — Меня правда интересует, что ты о ней думаешь.

— Я… гм…

Что там подразумевалось под «гм», узнать было не дано, потому что Райнхарт неожиданно произнес:

— Ты права, мы можем пропустить появление его величества, — и ускорил шаг.

На этот раз я даже продолжить не успела, потому что мы повернули из длинного коридора в холл, где перед дверями стояли лакеи в сверкающих ливреях. Чувство было такое, что они впитали всю силу начертанных под светильниками воздушных схем. Сама не знаю, почему я об этом подумала, и тут меня накрыло осознанием.