Запретная. Не остановить (СИ)

— Живешь все там же?

— Нет, я… не общаюсь больше с родственниками. Ни с кем, кроме сестры. Снимаю квартиру. Но часто бываю в разъездах, вот как сейчас.

— Одна живешь?

— Да, одна.

— Хорошо.

Гордей тушит окурок, а потом придвигается ближе, и его рука ложится на мои плечи.

Склоняется к шее и начинает неторопливо скользить по ней пальцами. Немного щекотно, но вместе с тем очень приятно. Затем он наклоняется еще ниже и прикасается к коже губами. Это так возбуждает, что я почти сразу же ощущаю влажность между ног.

— Почему ты начал курить? — спрашиваю я, потому что в прошлый раз он так и не ответил мне на этот вопрос.

И тут же ахаю, потому что его вторая ладонь ложится на мое колено.

Чуть сжимает и начинает ползти вверх по ноге.

— Гордей, что ты делаешь? — шепчу я, когда его пальцы подбираются к моим трусикам.

О, боже, как же мне хорошо. Как заводит меня его энергетика, как пьянит его близость.

— Я уже говорил, Бельчонок. Хочу трахать тебя, — отвечает он сразу на второй вопрос, снова игнорируя первый.

— Но…

— Иди ко мне.

Хриплые нотки в его голосе заставляют тело дрожать сильнее и полностью перестать сопротивляться.

Его губы перемещаются к вырезу декольте. Поцелуи становятся развратнее, яростней и горячей.

— Гордей, мы не можем. Мы здесь не одни, — изо всех сил цепляюсь я за остатки благоразумия, но уже практически согласная отдаться ему прямо здесь, если он настоит.

Что-то подсказывает мне, что так и будет.

— Они не придут и не помешают. Ты ведь и сама хочешь…

Боже, он читает меня, словно раскрытую книгу.

— Гордей…

Но его пальцы уже раздвинули бедра и поглаживают меня между ног, хоть и через трусики. Губы же соскальзывают с выреза топа на округлости грудей. От этих порочных касаний, поцелуев и прикусываний сосков через ткань я плыву и растворяюсь, теряю все ориентиры.

И все же…

— Гордей, я… не девушка легкого поведения. Я не хочу, не могу здесь. Идем к тебе в номер, пожалуйста.

— Какая разница, где.

— Пожалуйста…

— В номере мне сложнее будет сдерживаться.

— Не придется сдерживаться. Будет, как ты захочешь.

— Ладно.

Он шумно выдыхает, после чего отстраняется и поднимается на ноги. Помогает подняться мне, и вот мы уже быстрым шагом идем, нет бежим до его номера.

А едва заходим и закрываемся…

Гордей набрасывается на мое тело, словно сорвавшийся с цепи оголодавший и обезумевший дикий зверь.

Заваливает на кровать и подминает меня по себя.

— Арина, блядь, Бельчонок, — бормочет он и яростно нападает с поцелуями на участки кожи, освобождаемые им от одежды.

— Хочу тебя, как же хочу… Как, блядь, нестерпимо тебя хочу…

А я люблю, так сильно люблю тебя, Гордей.

От его напора, силы, одержимости у меня окончательно срывает все тормоза.

И я… Я стону, изгибаюсь и тянусь, тянусь и сама подаюсь ему навстречу.

Схожу с ума в его объятиях.

Утопаю в его жарких, обжигающих, опьяняющих и пробирающих до самых отдаленных уголков души и сознания ласках.

Глава 24 Я, блин, Железный человек

С вышедшими из строя деталями и неисправным пультом управления.

Место которому на металлоломе…

Гордей

Бельчонок.

Мое наваждение.

Моя личная убивающая и разрывающая на тысячи частей отрава.

Наркотик, соскочить с которого оказалось мне не под силу.

И хотел бы, чтобы этой болезненной, невыносимой тяги к ней во мне не возникало. После всего. Но кажется, такое выше моих сил.

Едва я только вижу ее, едва я, блядь, вдыхаю ее аромат… Лишь стоит только к ней прикоснуться…

Мое влечение к ней встроено словно куда-то внутрь меня, и оно гораздо глубже, чем желание обычного по-быстрому траха. Порой мне кажется, что оно безразмерно и безгранично. Ведь без нее я попросту не живу.

Еще меня все время тянет целовать своего Бельчонка.

Конечно, хочется, до одури хочется в губы.

Неторопливо, жадно и страстно. По-разному.

Одновременно с этим ласкать и наблюдать, как от моих касаний она расслабляется и начинает раскрываться для меня.

Мне хочется зацеловать ее всю и наговорить ей на ушко всяких нежностей.

Но…

Я не должен показывать ей…

Все, что мне нужно сделать, это завалить и поиметь ее прямо на диване, на котором мы с ней сейчас сидим. Жестко, по возможности грубо и отстраненно, как обычную одноразовую шлюху.

Желательно, отвернув ее от себя, чтобы не видеть ее лица, а она не видела моего.

Чтобы не догадалась ни о чем.

Чтобы ни одной эмоции лишней не показать и не выдать, потому что эмоции, наравне с чувствами, это тоже не про нас.

Не так уж все и сложно, если подумать…

Просто, как дважды два. Обычная, блин, мать ее, арифметика.

У меня стоит на нее. Она хочет и не против. Я должен засунуть, выебать ее, удовлетворить, а сразу же после траха заказать ей выпить, или отправить восвояси, в зависимости от ее желания.

И никакого дела до ее душевных переживаний или неудобств.

Зачем все усложнять?

Она такая же, как и все остальные. Такая же, как все они.

Но едва она шепчет, что не может здесь, когда при всех, как я, блядь, подрываюсь и веду ее к себе.