— Иди сюда.
Гордей перегибается через сиденье, подцепляет мой подбородок пальцами и разворачивает его к себе. Сладко целует меня в губы.
Вначале я напряжена, но его язык действует так умело в моем рту, что я практически мгновенно расслабляюсь и сама подаюсь к нему. Полностью наслаждаюсь поцелуем.
Когда он отпускает, я уже забываю про каких-то туристок, а думаю лишь о том, чтобы вновь оказаться в его постели.
Хочу, чтобы накрывал меня собой, вжимал в матрас и шептал мне на ухо все те вещи, от которых по позвоночнику пробегают мурашки, а низ живота и промежность сладко и болезненно пульсируют.
Чтобы признавался, как сильно хочет, и хочет только меня одну.
Чтобы входил в меня, заполняя собой, тем самым приглушая эту лишающую покоя пульсацию и давая возможность прочувствовать столь дикие, безудержные ощущения, когда он в тебе, а ты полностью и целиком в его власти. Когда вы неразделимы, двигаетесь в унисон, и получаете это нереальное, непередаваемое чувственное наслаждение вместе. Разделяете его на двоих.
Его нетерпеливые горячие ладони ложатся на мои бедра.
— Черт, — тихо выругивается Гордей, и убирает руки.
— Давай завтракать, Бельчонок, — хрипло выдыхает мне в губы, а потом отпускает полностью.
Возвращается в свое кресло и тянется за стаканом с содовой.
Я прикрываю веки и дышу несколько секунд. Потом хватаю свой стакан и начинаю через трубочку тянуть прохладный напиток с ярким лимонным вкусом.
Девушек на балконе уже нет. Мы с ним снова только одни.
— Откуда у тебя шрамы? — возвращаюсь я к вопросу, когда с едой уже почти покончено.
От сладких булочек, что скормил мне Гордей, заявив, что я слишком тощая даже для модели, по телу разливается ленивая приятная нега. Двигаться не хочется совсем, остается только потягивать шейк и разговаривать.
— Это так важно? — спрашивает Гордей.
— Да, мне хочется знать, — признаюсь я, — расскажешь?
— Я не помню, — говорит Гордей, а я хмурюсь.
— Как это ты не помнишь?
Он пожимает плечами.
— Как вообще можно о таком не помнить? Ты меня обманываешь.
— Практически, нет. Иногда, Бельчонок, о каких-то вещах лучше просто не помнить. Не думаешь?
— Я согласна. То есть… в моей жизни есть вещи… дикие ошибки, о которых я ненавижу вспоминать, но… Я даже не знаю… Если честно, я не сильна в философии, — наконец, признаюсь я.
— Тебе и не нужно. Просто улыбайся и наслаждайся жизнью. У тебя очень красивая улыбка.
— Гордей, ты издеваешься надо мной?
— Перебирайся ко мне. Скажу тебе одну вещь.
Ладони предательски потеют. С колотящимся сердцем я поднимаюсь с кресла и пересаживаюсь к нему на колени.
Обвиваю руками его шею, а он обнимает меня за талию.
— Ну, и что это за вещь? — вроде бы в шутку спрашиваю я.
— Ты не должна ни перед кем отчитываться и ни перед кем извиняться, Бельчонок. Ты такая, какая есть. Если ты что-то делаешь, значит, в этот момент ты думаешь именно так. Это твой выбор. Не плохой, и не хороший. Не стоит ненавидеть себя. Ошибки совершают все. Важно не зацикливаться и принимать их как опыт, который поможет тебе в дальнейшем.
Он говорит негромко, и я ловлю каждое его слово. Но все же… не могу полностью с ним согласиться.
— Я не могу не ненавидеть себя, Гордей, — признаюсь тихо. — Ненавижу. За то… что тогда оттолкнула тебя и не ушла с тобой. Я… каждый день вспоминаю и… ругаю себя. Я…
Его руки на моей талии сжимаются чуть сильнее, а у меня из глаз неожиданно рвутся слезы.
— Прости. Пожалуйста, прости меня, — бормочу я, уткнувшись ему в шею, и чувствую, как по щекам начинают катиться соленые капли.
— Я же сказал, не нужно извиняться…
— Я хочу. Хочу, чтобы ты меня простил. Хочу загладить свою вину, я…
— Ты не виновата. Если уж кто и виноват в той ситуации, то только я.
— Что?
— Не удержал… Был влюблен и бесился, что ты не любишь меня так же сильно. Ревновал, психовал. Это… было глупо.
— А сейчас?
— Не знаю. Видеть рядом с тобой других парней… также невыносимо, как и раньше.
— Никаких других парней, обещаю. Если поцелуешь меня сейчас.
Он целует, и я отвечаю ему со всем возможным жаром. Голова кружится, я забываю обо всем на свете, кроме его губ, и рук, и прерывистого горячего дыхания.
Не помню, как это происходит, только мы снова оказываемся с ним в постели. И любим друг друга. Жарко и страстно, словно одержимые. А потом снова, но уже медленно. Я отдаюсь ему. Чувствую, проживаю каждую эмоцию в его объятиях.
Если по возвращении домой мы не сможем с ним больше видеться, или он решит, что наигрался, или, что я надоела, а он не окончательно простил, я просто не выживу. В этот же самый момент я умру…
Глава 32 Что-то происходит…
И я снова полна отчаяния…
Меня так пугает моя склонность все драматизировать.
Почему я не могу просто расслабиться и наслаждаться общением и близостью с тем, кого так безудержно, страстно и пылко люблю?
Почему мне все время кажется, что Гордей не полностью со мной, не до конца раскрыт, что то и дело от меня ускользает?
Почему уверена в том, что даже когда он рядом, он все равно недосягаем, неприступен для меня?