Запретная стена

Нюша… Как и прочие ее сородичи, она жила в «стаде», в бродячем диком племени, которое скиталось, не зная ни одежды, ни домашней утвари. На Алмоа это было первое человеческое племя с явными признаками аномалии: с уплощенной головой, которая выглядела так, будто кто-то надавил на нее сверху, когда она была еще мягкой, с коренастым телом и толстыми, выгнутыми колесом ногами. Когда Нат увидел Нюшу впервые, ему подумалось, что она похожа на вылепленную из пластилина фигурку, которую бог-творец, недовольный своим созданием, решил раздавить ударом кулака. Почему же он так к ней привязался? Не из-за красоты, это уж точно! Тогда почему? Наверное, потому, что интуитивно почувствовал, что она никогда его не предаст. Что она будет верна ему до самой смерти. Да, конечно. Именно эта уверенность возобладала над всем остальным. Нюша была воплощенная верность и преданность. Это была наивная преданность прирученного животного, которое скорее даст себя убить, нежели покинет хозяина. Эта беспредельная, детская доверчивость и пленила Ната в свое время.

«Эти Мягкоголовые вообще не люди, — твердили горожане. — Это псы… Мозгов у них не больше, чем у паршивых шавок. У них нет ни закона, ни религии, ничего… Животные».

Можно ли было отказать им в правоте?

Нат не знал, но от подобных речей ему делалось стыдно. Действительно, женщины Мягкоголовых жили стадами, голые, как мартышки. Они отличались редкой покладистостью и только и хотели, что подчиняться. Достаточно было приманить их горсткой снеди — и они готовы были следовать за тобой куда угодно. Они были настоящей находкой для изнемогающих от похоти подростков. Девушки всегда были готовы отдаться им, прямо здесь же, в грязи, стоя на четвереньках, заботясь только о том, чтобы доставить удовольствие хозяину. А потом в благодарность вылизывали ему руки.

С тех пор, как Нат покинул свою родную семью, он прожил с Нюшей уже два года. Почему? Потому что воображал, будто сможет помочь этому беззащитному народцу? Какая самонадеянность!

Нюша… Он много раз пытался научить ее отзываться на это имя, повторяя день напролет: «Нюша… Нюша…» Если начать с утра пораньше, к вечеру она вроде бы запоминала его, но за ночь непременно забывала, и на следующий день приходилось все начинать сначала. Ночь полностью обнуляла ее память. Безнадежно.

Мягкоголовые не владели речью, не потому, что их голосовые связки были не приспособлены к членораздельному общению, а потому, что они были не в состоянии запоминать слова, которые могли бы изобрести все вместе. Это было жалкое, обреченное племя, и та же судьба ожидала и прочие человеческие народы на Алмоа: отупение, вызванное деградацией мозга, вырождение… Виной тому было слишком мощное тяготение на планете, которое вызывало частое рождение уродцев.

На протяжении двух лет Нат пытался очеловечить Нюшу: научить ее одеваться, не чесать себя в паху, как макака, и не выражать свое недовольство звучным испусканием газов. Но все впустую.

Он также не сумел обучить ее даже самым началам охотничьего ремесла. Она отчаянно боялась ящеров, которые иногда выныривали из грязи прямо у вас под носом с широко раскрытой пастью, готовой ухватить вас за ногу.

Нюша подарила ему сына — коренастого коротышку с приплюснутой головой, еще более бестолкового, чем его мать. Он так никогда и не научился выговаривать даже такие простые слова, как «мама» или «папа». Окончательно сдавшись, Нат не стал давать ему имя и называл его просто «ребенок» или «малыш».

Нат сознавал, что в племени ему не место. Людям нечего было делать среди Мягкоголовых. На это смотрели косо. Неписаный закон гласил, что разные народы не должны смешиваться. Презрев эти правила, Нат превратился в отщепенца.

А потом все рухнуло.

Однажды вечером, возвращаясь с охоты, Нат обнаружил на пороге хижины полуобъеденное тельце своего ребенка. Один из ящеров пробрался в поселение и напал на младенца. Одним движением челюстей он располовинил его тельце на уровне бедер, оставив только туловище и голову.

Нюша проскулила весь вечер, обхватив голову руками и хлюпая носом, но на следующий день полностью забыла о существовании собственного сына и присоединилась к играм сородичей, как будто ничего не произошло. Услышав, как она смеется вместе с остальными, юноша окончательно сломался. Он, он один был во всем виноват. Ни один разумный человек не возьмет себе в подруги Мягкоголовую. А он пренебрег законом и тем самым допустил непростительную ошибку.

Он сделал попытку похоронить истерзанное тельце ребенка, но в жидкой грязи сделать это было трудно. При первом же сильном дожде маленький трупик всплыл и начал дрейфовать вокруг хижины. Нюша даже не обратила на него внимания. В конце концов его сожрал ящер.

«Скоро ты станешь таким же, как Нюша, — все чаще размышлял Нат. — Животным… Через полгода ты начнешь ходить на четвереньках и тявкать как собака. Вспомни те разговоры в тавернах Сольтерры. Деградация заразна. Это болезнь, передающаяся через женщин».

Со временем эти мысли стали преследовать его неотвязно.