Запретная земля

Кресло Энит было втиснуто прямо в нос корабля, так что она казалась еще одной резной фигурой со своим смуглым лицом, изборожденным глубокими морщинами, и худыми узловатыми пальцами, такими негнущимися, что она уже еле могла удержать ложку. Морские птицы вились над ее головой и садились рядом на фальшборт, а некоторые сидели на спинке и подлокотниках кресла, так что их белые перья окружали ее живым плащом. Птичий гомон был оглушительным, поэтому Финн не колеблясь рассказала остальным об увиденном, уверенная, что никто не сможет подслушать их разговор.

— Мы сможем уйти от Фэйргов? — спокойно спросил Диллон, гладя черные шелковистые уши Джеда. Пес смотрел на него влюбленными глазами, колотя косматым белым хвостом по дощатой палубе.

Дайд нахмурился.

— Здесь, среди островов, нет, — ответил он. — Меня и так удивляет, сколько парусов мы подняли. Очень опасно разгонять корабль до такой скорости в этих коварных водах.

У Джея и Энит был очень встревоженный вид.

— Разве мы не можем отойти подальше от берега и оставить Бухту Обмана позади? — спросил скрипач.

Дайд кивнул.

— Хорошо бы. Загвоздка в том, что как только мы потеряем из виду береговую линию, уже невозможно будет пользоваться береговыми ориентирами и придется положиться на звезды и море, что довольно рискованно. Кроме того, среди островов легче скрыться, поскольку в открытом море наши мачты и паруса будут видны на много миль.

— И все-таки, если Фэйрги уже заметили нас, может быть, лучше сейчас сменить курс и на всех парусах попытаться уйти от них, — сказала Энит. Ее голос был хрипловатым от страха.

— Пожалуй, ты права, — ответил Дайд, поглаживая рукоятку одного из своих серебряных кинжалов.

— Первый помощник сказал матросам, чтобы не боялись Фэйргов, потому что Йедда запоет их до смерти, — сказала Финн. — Он говорил о тебе, Энит?

Энит кивнула, хотя на ее бледном лице было написано страдание.

— Да, он говорил обо мне, — ответила она. — А что еще, по-твоему, такая старая искалеченная женщина, как я, может здесь делать, Финн? Я не могу драться с пиратами, как наш Диллон, или забраться в Черную Башню, как ты. Неужели ты думаешь, что капитан позволил бы мне ступить на палубу его корабля, особенно если принять во внимание, что он считает женщину на борту плохой приметой, если бы не надеялся на мою помощь? — В ее голосе звенела горечь.

— Я не знала, что ты Йедда, — с благоговением взглянула на нее Финн. Хотя все сирены Каррига погибли во время охоты на ведьм, задолго до рождения Финн, она знала о них все, как и любой ребенок, обожающий слушать старые сказки и песни. Карригские ведьмы многие столетия были главной линией обороны против Фэйргов, поскольку своим пением губили их. Пока их всех не истребили Майя и ее искатели, ни один корабль не покидал гавани без Йедды на борту, ни один прибрежный город или замок не обходился без своей морской ведьмы, свита ни одного прионнсы не считалась полной без музыканта, прошедшего обучение в Башне Сирен.

— Я не Йедда, — устало ответила Энит, — хотя меня и учили колдовским песням. Меня приняли бы в Шабаш, будь на то мое желание. Но я никогда не хотела быть ведьмой и боялась власти колдовских песен. Я и сейчас ее боюсь.

— Но ты же учишь им Джея, — сказала Финн, глядя на него совершенно по-новому. Внезапная мысль заставила ее взгляд метнуться обратно к Энит. — И Эшлина!

— Да, у них обоих есть Талант, — сказала Энит. — Я не могу не учить их тому, что знаю сама, хотя у меня очень дурное предчувствие.

— Но почему? — удивилась Финн. — Поджаренные жабы, чего бы только я не отдала, чтобы уметь петь и играть, как ты! Я видела, как твой голос вызывает слезы на глазах самых суровых солдат, а Дайд своими песнями может заставить улыбнуться даже Эрвина Праведного, а он самый твердокаменный тип из всех, кого я когда-либо видела.

— Да, музыка обладает силой трогать наши сердца, — отозвался Дайд, когда его бабка ничего не ответила, пристально глядя своими черными глазами в неспокойное море впереди. — Но как и любую силу, ее можно использовать во зло. Колдовские песни придуманы для того, чтобы заставлять и принуждать. — Финн почувствовала в его словах еле уловимый всплеск силы, какой-то зачаровывающий ритм. — Колдовской песней можно соблазнить и заставить полюбить, разжечь войну и мятеж, привести в оцепенение и смятение, можно и убить. Пусть даже ты хочешь использовать свои силы лишь в добрых целях, всегда оказывается, что когда-нибудь ты заставил человека сделать что-то не по своей воле. Мы все должны сами выбирать свой путь.

— Но ведь любое искусство должно трогать людей, заставлять их задуматься и почувствовать то, о чем они никогда не думали и чего не чувствовали, — возразил Джей. Очевидно, они уже не раз спорили на эту тему, поскольку Дайд слегка усмехнулся в ответ.

— Разве Гвиневера Ник-Синн не говорила, что если удастся вытянуть человеческий разум в новом направлении, он никогда больше не вернется в свое прежнее состояние? Ведь это же хорошо — делать людские души и умы больше, чем они были до того.