Запретная зона

В некоторых местах трава низкая, по ней можно пройти к кустарнику, обогнуть несколько огромных каменных глыб и вернуться назад. Я сел у мелкой речонки. Неподалеку от меня умывался африканец. Некоторое время он неподвижно стоял и смотрел на меня, потом убежал.

Прозрачная вода тихо струилась. Но я не доверял ее чистоте. Я часто слышал о том, что в водоемах Африки водится страшная бильгарция, и не решился опустить в воду руку — личинки могли проникнуть через кожу. В Федерации купаться можно только в озере Ньяса да еще в бассейнах для плавания. Я слышал, как кто-то сказал: «Уничтожим сначала бильгарцию, а потом можно заниматься туземцами».

Из окон фермы не видно никаких жилищ. Рабочие и прислуга живут в стороне от белых, их хижины скрыты деревьями мсаса и мнондо. Стволы этих деревьев у самой земли расщеплялись на три части. По дороге к Руве встречались дома, построенные в последние годы; на стыке дороги с шоссе, ведущим в Солсбери, стояла бензоколонка.

Вокруг поднимались стебли алоэ. Перед глазами расстилалось плато с низкими синими холмами, кое-где прерываемое болотистыми низинами, поросшими папирусом, орхидеями и красавкой. А я чувствовал себя как человек, попавший в западню. Я был вынужден возвращаться тем же путем.

С глазу на глаз со слугами

Длинный белый дом с цветами и фруктовыми деревьями, лошадьми, утками и поросятами. Вкусно ешь, ведешь такую жизнь, о какой имеешь представление только по старым мемуарам. Утром просыпаешься с неприятным ощущением во рту. Один из ночевавших в доме уходит на охоту, другой едет за несколько миль, чтобы поиграть в кегли. Ты уже знаешь, что не полагается самому идти в кухню за стаканом воды. Вокруг тебя— люди, заботящиеся о самых интимных твоих вещах, но ты не можешь ни словом, ни жестом проявить свою близость к ним.

Вероятно, у многих иногда появляется желание перенестись ненадолго в другую эпоху, пожить, например, под сенью сороковых годов XIX века, среди карет, кренделей на булочных и метких стрелков. Вероятно, это не совсем похоже на нашу жизнь в Родезии, но имеет что-то общее с ней. Когда поживешь в обществе с другими идеалами, начинаешь сознавать, как глубоко сидят в тебе идеалы твоего времени и твоей среды.

Мы в Швеции так долго занимались идеей равенства, что в некоторых кругах это понятие утратило свою остроту и значение. В Африке, доброй старой Африке, идеал равенства стал для меня наивысшим идеалом. Привлекательная жизнь поместного дворянина оказалась настоящим мучением: воспитание лишает человека возможности наслаждаться ею. Мы с женой находили аморальным, что нам постоянно прислуживали, а мы только осматривали землю, на которой другие работали, и играли роль богатых наблюдателей, волею случая родившихся лишь для того, чтобы пользоваться неограниченными привилегиями белых, свободных от обязанностей.

Вечером вся семья уезжала в город. Миссис Пэрди принесла небольшую книжку — «Прогресс африканцев в Южной Родезии». На обложке красовался радостно улыбающийся рабочий с вилами в руках.

— Я чувствую, вам надо прочитать это. Мы всегда предлагаем ее нашим гостям. Она помогает понять наши взгляды.

Это говорилось тогда, когда в стране все еще шли аресты и политических заключенных в Федерации было больше, чем в Южно-Африканском Союзе, хотя там никогда не хвастались гармонией рас. Иностранных журналистов подвергали своеобразным допросам, а работники прессы в Ньясаленде были временно ограничены в свободе высказываний и передвижения. Министерство информации публиковало шаблонные рапорты о карательных экспедициях и о достигнутых результатах: среди европейцев убитых и раненых по-прежнему нет.

Некоторые говорили, что чрезвычайное положение — как раз то, что надо. Сэр Рой бодро объявил, что происходят «дьявольские интриги — забастовки, мятежи, насилия, — которые могут привести к убийствам белых и черных». Перед этой угрозой терпимость утратила смысл, и во многих послевоенных эмигрантах проснулся дух старых пионеров. Один фермер заявил, что он в качестве первого шага к достижению «взаимопонимания» выпорол нескольких слуг.

Напуганную общественность успокоили: правительство добилось чрезвычайных полномочий, и, кроме того, из недавно построенной тюрьмы Кхами в Булавайо нельзя убежать, ведь высота ее стен — восемь метров. Незачем было бояться также, что болтливые интеллигенты африканцы предстанут перед судом и их, не дай бог, оправдают — ведь за политические взгляды не судят.

Все члены семьи разъехались в хорошем настроении. Мистер Пэрди поехал в Гранд-отель на ежегодную конференцию военно-морской ассоциации Центральной Африки. Дженнифер — в молодежный клуб «Сэрам» у аэродрома Бельведер на вечер рок-н-ролла. Миссис Пэрди должна была заехать за своим младшим сыном в клуб бойскаутов, где он брал уроки фехтования, и отвезти его обратно в интернат. У матери это была единственная возможность видеть своего сына в течение целой недели.