«Зона-А» могла бы еще просуществовать год, а то и два, если бы не Реусс. Убийца Сотов, которому он сохранил жизнь, служил ему верой и правдой. Войтенко цепко держал его под контролем, посылая на самые грязные дела. Что ж, не выполнив приказа Малого Совета о выведении приговоренных из игры, Реусс сам вырыл себе могилу. К тому же о создании психотронного оружия стали слишком много болтать в последнее время. И устаревшую зону решено было сдать. Пусть порадуются, пусть покричат об успехах ФСК, МВД и Генпрока: «Концерну» это только на пользу. Что ни делается — все к лучшему.
Заодно с эвакуацией представился случай посчитаться с теми, кто слишком много знал. Теперь он, Рахимов, займет свое положение в «Зоне-Б» и Большом Совете, а старые кадры, на глазах которых происходило его становление, свое отработали, впредь они будут только помехой.
Рахимов снял микрофон, нажал кнопку сигнала «Вызов». Получив ответ, вышел на связь.
— Код, я — Амфора, как слышите меня? Прием!
— Амфора, Амфора, я — Код, слышу хорошо.
— Мы подъезжаем. Объект-2 прибыл?
— Так точно!
— Транспортный самолет отправили?
— Так точно!
— Хорошо, Код. Встречайте.
Вдалеке за лесом уже виднелся шпиль «Маяка», увенчанный красными огнями и излучателями сигнала, направленными во все стороны света.
Генерал Гурьев спал, подняв воротник шинели.
Рахимов подумал о предстоящей встрече с Объектом-2. Десять лет этот Столетник, внедренный теми, кто хотел разоблачить его — полковника КГЬ и члена Малого Совета, — висел у него на хвосте. Не на того поставили. Рахимов раскусил этого агентишку сразу, еще когда начинали собирать живой материал и сколачивать «двойки»! Он улыбнулся, вспомнив, как когда-то дал уйти одному «урке» во время облавы на подмосковной даче, а этот Столетник задержал его и сорвал операцию. Каратист чертов!.. Сначала Рахимов этому значения не придавал — думал, отличиться хочет мальчишка, но тот взялся за дело с комсомольским задором, стал на него чуть ли не досье собирать и сам влез в капкан. Поначалу его удалось отшить, из милиции убрать, пригрозить безработицей. Вроде понял, затаился, говорили — вышибалой в какой-то кабак устроился, пить начал. Но все это оказалось демаршем, спланированным его хозяевами. Когда года два назад этот Столетник объявился в «Стрельце», Рахимов чуть дар речи не потерял от такой наглости. Но сообразил, что убрать его всегда успеет: хорошо, когда враг перед глазами, а не за спиной. Прикормил агента, даже машину дал возможность купить, квартиру по дешевке организовал. Посылал в обычные рейсы: пусть видит, что полковник от дел отошел, занимается легальным бизнесом. Проследили ребята за его связями, прощупали. И оказалось, что он — ни много, ни мало — на Генеральную прокуратуру работал, поддерживал связь со Швецом. Поначалу еще думали — совпадение, случайность, но потом, когда Швец возглавил бригаду и стал откровенно копать под «Концерн», все стало ясно.
Не догадайся Рахимов вовремя, что Столетник — приставленный к нему опер, упустили бы момент, когда они на Натансона и лабораторию вышли. Хитрый Дмитрий — сыщиком прикинулся, да и Шараф не жираф. Думали, что Рахимова под колпаком держат? А это он, Рахимов, их держал! Молод, молод оказался Евгений Викторович поручения подобного рода выполнять. Правда, живуч, изворотлив — этого не отнимешь. Рахимов уверен был, что «двойка» Зубр — лучшая, самая проверенная «двойка» — с ним покончила. Но он и тут сухим из воды вышел, кого-то за машиной послал, догадавшись о бомбе.
В зону захотелось попасть, Евгений Викторович? Ну, вот и попали. Себе на беду, а нам на потеху…
Думать о том, кто и как будет сводить с ним счеты, Илларионову не хотелось — что толку? Он сидел на опустевшей холод ной кухне и пил водку. На столе перед ним стояла уполовиненная бутылка, лежала луковица, кирпич московского хлеба источал дурманящий аромат. На тарелке — два соленых огурчика и неочищенная селедка. Роскошь, конечно, но вполне позволительная человеку, который может вот так запросто подарить нашему нищему государству 50 тысяч долларов
По отношению к государству, которое вовсе не беспокоилось ни о благополучии, ни о здоровье и безопасности его самого и его семьи, он совершил честный, благородный поступок. О Клаве, Кате и Леночке Илларионов старался не думать.
В прихожей раздался телефонный звонок.
«Вот оно!..»
Трубку взял не сразу, неизвестно для чего оттягивал время. Хотя прекрасно понимал: отвечать придется. Ответить за все и сполна.
— Илларионов слушает…
«Алексей Иванович, это Боков. Собирайтесь и ждите. За вами вышла машина. По личному распоряжению Генерального прокурора вам предстоит завершить дело Филонова».
Илларионов растерялся от такой категоричности, К тому же он ожидал совсем другого звонка,
— А Петр Иванович как же? — спросил изумленно.
— Дело в том, что Петр Иванович Швец застрелился. Трубка протяжно загудела…